|
Психотерапевтическая работа с родителями, воспитывающими детей с РАС в рамках семейного сопровождения Семенова Е.Р., специальный психолог Сабрекова Д.Н., специальный педагог В последние годы общество начинает признавать необходимость обучения и социальной адаптации детей, страдающих аутизмом. Перед специалистами встает вопрос: как строить систему помощи семьям, воспитывающим детей с расстройством аутистического спектра (РАС)?
В литературе описаны как теоретические аспекты, так и практические методы коррекционной работы с детьми с РАС: эмоционально-уровневый подход (В.В. Лебединский, К.С. Лебединская, О.С. Никольская, Е.Р. Баенская, М.М. Либлинг и др.), поведенческая терапия (АВА), TEACCH (Е. Schopler). В работе Н.И. Правдиной приведена методика обучения родителей детей с аутизмом навыкам общения с их детьми. Карвасарская И.Б. описывает психологическую помощь семье, воспитывающей ребенка с аутизмом.
В своей работе нам было интересно посмотреть, как внутриличностные изменения матери влияют на изменение отношений с ее ребенком и позволяют матери обрести более устойчивые психологические навыки адаптации в социуме. Мы опирались на свой опыт психотерапевтической работы, основанный на проведении тренингов, личной терапии с родителями, проведении опросов и анкетирования, бесед, консультаций, а также длительном наблюдении семей.
Детский аутизм – искаженный вариант первазивного нарушения развития, связанный с дефицитом базальной потребности в общении вследствие патологии, прежде всего, эмоциональной и интеллектуальной сфер психики.
О.С. Никольская, Е.Р. Баенская, М.М. Либлинг в книге «Аутичный ребенок» описывают наиболее яркие внешние проявления синдрома детского аутизма:
– «аутизм как таковой, т.е. предельное, «экстремальное» одиночество ребенка, снижение способности к установлению эмоционального контакта, коммуникации и социальному развитию. Характерны трудности установления глазного контакта, взаимодействия взглядом, мимикой, жестом, интонацией. Обычны сложности в выражении ребенком своих эмоциональных состояний и понимании им состояний других людей. Трудности контакта, установления эмоциональных связей проявляются даже в отношениях с близкими, но в наибольшей мере аутизм нарушает развитие отношений со сверстниками;
– стереотипность в поведении, связанная с напряженным стремлением сохранить постоянные, привычные условия жизни; сопротивление малейшим изменениям в обстановке, порядке жизни, страх перед ними; поглощенность однообразными действиями – моторными и речевыми: раскачивание, потряхивание и взмахивание руками; прыжки; повторение одних и тех же звуков, слов, фраз; пристрастие к одним и тем же предметам; одним и тем же манипуляциям с ними: трясению, постукиванию, разрыванию, верчению; захваченность стереотипными интересами: одной и той же игрой, одной темой в рисовании, разговоре;
– особая характерная задержка и нарушение развития речи, прежде всего – ее коммуникативной функции. В одной трети, а по некоторым данным даже в половине случаев, это может проявляться как мутизм (отсутствие целенаправленного использования речи для коммуникации, при котором сохраняется возможность случайного произнесения отдельных слов и даже фраз). Когда же устойчивые речевые формы развиваются, они тоже не используются для коммуникации: так, ребенок может увлеченно декламировать одни и те же стихотворения, но не обращаться за помощью к родителям даже в самых необходимых случаях. Характерны эхолалии (немедленные или задержанные повторения услышанных слов или фраз), длительное отставание в способности правильно использовать в речи личные местоимения: ребенок может называть себя «ты», «он», по имени, обозначать свои нужды безличными приказами («накрыть», «дать пить» и т.д.). Даже если такой ребенок формально имеет хорошо развитую речь с большим словарным запасом, развернутой «взрослой» фразой, то она тоже носит характер штампованности, «попугайности», «фонографичности». Он не задает вопросов сам и может не отвечать на обращения к нему, т.е. избегает речевого взаимодействия как такового. Характерно, что речевые нарушения проявляются в контексте более общих нарушений коммуникации: ребенок практически не использует также мимику и жесты. Кроме того, обращают на себя внимание необычный темп, ритм, мелодика, интонации речи»; Аутизм не только формирует особые черты личности ребенка, но и оказывает влияние на его семью, на психологию матери. Взаимное влияние матери и ребенка начинается еще до рождения малыша. Мать связывает с рождением ребенка много надежд, в мечтах создает новый мир. Но развитие ребенка с аутизмом уже с рождения отличается от развития обычного ребенка. Отгороженность от окружающего, непредсказуемость поведения, склонность к ярко выраженным аффективным реакциям, невозможность договориться с ребенком зачастую о простейших вещах, стереотипность, отсутствие или слабо выраженная привязанность ребенка с РАС к близким существенно влияют на формирование отношений в семье.
Узнав о неутешительном диагнозе, родители, в первую очередь мать, начинают испытывать глубокое чувство вины, семья замыкается в себе. Страдание близких усугубляет страдание ребенка. И.Б. Карвасарская в книге «В стороне. Из опыта работы с аутичными детьми» выделяет «3 типа семей, имеющих аутичного ребенка:
1-й тип – приспособившаяся или не замечающая собственных аутичных тенденций, и (или) не обозначающая аутизм как явление, – в такой семье родителям неизвестно слово «аутизм», они никогда не обращались за медицинской помощью, так как исходили и исходят из того, что у них вполне нормальный ребенок, только немного странный;
2-й тип – обозначающая аутизм в семье как явление, но противящаяся психиатрической инвалидизации наиболее аутичного члена семьи;
3-й тип – делегирующая одного из членов семьи как пациента в большую психиатрию, – в такой семье происходит полная инвалидизация наиболее аутичного члена семьи.
По Клейн (1932), Малер (1952), отказ детей от общения возникает как следствие неспособности матери установить непосредственный эмоциональный контакт с первых недель жизни ребёнка. Д.Н. Штатт (1973) выделяет несколько типов неадекватного материнского отношения, наиболее неблагоприятных в отношении возникновения аутистических форм поведения. Первый – мать, которая настолько эмоционально зависит от ребёнка, настолько повышенно тревожна, что подавляет ребёнка своей неадекватной аффектацией. Второй тип – периодическое, внезапное отвержение своего ребёнка у матери, подверженной депрессивным состояниям. Третий тип – мать, полностью отвергающая своего ребёнка, безэмоциональная и равнодушная к нему, четвёртый, встречающийся довольно часто: хаотичная, много говорит и двигается, чрезмерно «контактна», разговорчива, общительна. Бесконечно готова говорить о ребёнке с кем угодно, особенно с психологом, не обращая при этом внимания на состояние ребёнка, его усталость, желание уйти. Не чувствует ребёнка, реагирует только на крайние проявления. Терапевт должен жёстко указывать на то, что ребёнок выпадает из их поля внимания. Такие матери снимают свою собственную тревогу разговорами о ребёнке, для них очень важны их представления о ребёнке, а не реальное его состояние.
Во многих семьях болезнь ребёнка вызывает нарастание эмоционального напряжения, рост отрицательных эмоций, семья становится деструктивной и вряд ли сможет помочь ребёнку так же эффективно, как те семьи, которые могут приспособиться к нелёгкой задаче воспитания ребёнка с аутизмом, сплотиться, снизить уровень конфликтности».
Проводя консультации с родителями и коррекционные занятия с детьми в службе сопровождения, мы столкнулись с резко полярным отношением родителей к своему ребенку, его состоянию, возможностям развития, перспективам будущего.
Часть родителей отстранялись от попыток наладить контакт с аутичным ребенком, испытывая отчаяние и депрессию, часть родителей, наоборот, готовы посвятить всего себя и всю свою жизнь ребенку. Каждая позиция продиктована чувством вины по отношению к ребенку и не способствует построению эффективного взаимодействия с ребенком и социумом.
Полагаясь на анкетирование родителей и на беседы с ними, можно выделить ряд проблем, возникающих в семьях, воспитывающих детей с аутизмом:
1. проблемы неадекватного поведения ребенка в общественных местах (зацикленность и стереотипность движений, агрессия, самоагрессия, страхи и др.);
2. резкое изменение круга общения семьи;
3. проблемы во взаимодействии с окружающими людьми;
4. проблема устройства ребенка в детский сад, невозможность пойти на работу;
5. социально-бытовая неприспособленность ребенка;
6. отсутствие у родителей навыков взаимодействия с аутичным ребенком;
7. страх будущего.
В ходе консультаций и работы родителей в терапевтической группе на первый план выступили личностные проблемы родителей:
• профессиональная неудовлетворенность;
• снижение круга общения, потеря друзей;
• отсутствие поддержки со стороны родственников, друзей;
• усталость, отсутствие полноценного отдыха, интереса к жизни;
• зацикленность на интересах ребенка, невозможность реализовать свои потребности;
• страх будущего (куда ребенок пойдет после детского сада, школы, что станет с ребенком после смерти родителей);
• зависимость от ребенка;
• страх выглядеть «плохой матерью», осуждение незнакомыми людьми, стыд за своего ребенка;
• проблемы во взаимоотношениях в семейной паре, непринятие ребенка мужчиной;
• одиночество.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что нельзя рассматривать ребенка с аутизмом вне его эмоционального и психосоматического симбиоза с матерью. У матери ребенка, имеющего аутизм, существуют социальные и профессиональные потребности, которые она не может удовлетворить, будучи эмоционально и фактически слишком крепко привязанной к ребенку. Очевидно, современные семьи, воспитывающие детей с РАС, испытывают ряд психологических проблем и нуждаются в комплексной коррекционной помощи, направленной на оптимизацию детско-родительских отношений.
Среди проблем семьи мы выделяем следующие:
1. Тяжелые переживания, стрессы, депрессия, ощущение потери смыс ла жизни и т.д., для решения которых нужна психологическая помощь и поддержка.
2. Дисгармоничные отношения в семье:
• жесткие ролевые позиции, препятствующие развитию не только ребенка, но и всех членов семьи;
• выраженная избыточная опека; противоречивость, непоследовательность в поведении по отношению к ребенку;
• значительные разногласия членов семьи по вопросам воспитания.
• зачастую (особенно в неполных семьях) наблюдается сложившийся особый тип отношений между матерью и ребенком, который можно назвать «симбиотически-отвергающим» (сильная амбивалентная привязанность, при которой чувства отвержения сочетаются с ощущением сильной, почти физиологической близости).
3. Социальная самоизоляция семьи, поэтому они особенно нуждаются в общении друг с другом. Общение родителей между собой, совместные беседы с психологом помогают преодолеть разобщенность, дают возможность родителям почувствовать, что они не одни, позволяют сообща искать пути решения общих для всех проблем. В последующем такое общение может перерасти в формирование сплоченной группы родителей, реализующей социальные инициативы в области защиты и продвижения прав детей на образование и достойную жизнь.
4. Выраженная информационная депривация родителей, вызванная отсутствием или недостаточностью литературы по воспитанию и обучению детей с особенностями развития. 5. Потребность родителей в «передышке», хотя бы кратковременном отдыхе от тяжелейших обязанностей, они страдают от отсутствия помощи. Им необходима возможность хотя бы на несколько часов в сутки передать ребенка доброжелательному и надежному окружению. Организация такой поддержки является сегодня совершенно неотложной задачей.
Таким образом, нужна система специально организованных реабилитационных мероприятий и, в первую очередь – организация службы специальной психологической поддержки семей, воспитывающих детей с аутизмом. Одной из эффективных форм работы является терапевтическая группа с элементами тренинга навыков эффективного взаимодействия (родителя с аутичным ребенком, родителя с социумом).
Психотерапия (в частности, психотерапевтические группы) позволяет исследовать внутриличностные процессы, осознавать свое состояние, переживать и выражать свои чувства, понимать, что происходит с родителем и ребенком. Важно, что не только специалист решает, как работать с семьей, и берет за это профессиональную ответственность, но и семья решает, готова ли она к психотерапевтической работе. На наш взгляд, эта готовность выражается в запросе клиента, который необходимо правильно читать: «Сделайте что-нибудь такое с ребенком, чтобы он стал слушать меня и т.д.?» или «Как мне себя вести, чтобы мой ребенок меня слушал? Что я делаю не так?» Если клиент обращается внутрь себя, он готов к терапии.
Основные цели работы группы – помочь каждому родителю найти внутренние ресурсы для решения своих проблем. Оптимизировать общение с ребенком. Развить у родителей доверие к своему ребенку, ослабить свой контроль, признать его способность к самоконтролю и ответственности. Научиться разделять свои потребности и потребности ребенка, не путать их. Во время принятия решений ориентироваться на состояние ребенка и на свое состояние, отслеживать и изменять привычные паттерны общения с ребенком, ориентируясь на изменение состояния ребенка. Снизить уровень тревожности и напряженность, убрать комплекс «плохой матери».
Преимущества групповой формы работы мы видим в том, что:
– в группе каждый родитель имеет возможность вступить во взаимодействие (получить тренинговый опыт взаимодействия с другим человеком), получить обратную связь на свои высказывания, действия, обменяться информацией и опытом, получить эмоциональную поддержку;
– появляется возможность найти решение проблемы совместно с другими участниками и тренером, опираясь на групповой опыт, включаясь в дискуссии, используя метод расстановок или игровую терапию;
– работа в терапевтической группе – это проживание кусочка жизни, уникальное исследование взаимоотношений, умение находить выход самостоятельно, опираясь на собственные ресурсы, а не предоставление готовых рекомендаций или методических указаний специалистом;
– существует закрытость терапевтической группы, доверительные отношения.
Работа в группе ориентирована на исследование своего внутреннего состояния, определения своих чувств, своего отношения, решение трех задач, вытекающих одна из другой: что я чувствую – что я хочу – что я делаю. Такую цель невозможно осуществить в рамках традиционных групп, где есть четкие позиции специалиста и родителя. Родитель должен стать активным исследователем своего состояния, активным исследователем своего желания и своего общения с ребенком или другим человеком. Такой подход позволяет быть равным исследователем как родителям, так и ведущим группы, а значит, нести равную ответственность за процесс терапии, принять долю ответственности за построение отношений с ребенком, его развитие, за построение отношений с социумом. Кроме того, при рассмотрении запросов родителей мы столкнулись с тем, что большую часть проблем составляют проблемы, связанные с чувствами родителей по отношению к ребенку и себе («почему я не могу себя вести так, как считаю нужным»; «я чувствую свою вину за то, что у меня родился такой ребенок»; «мне стыдно – я злюсь на своего ребенка, а не должна»). Разобраться с подобными вопросами возможно только на терапевтической группе.
Терапевтическая группа была сформирована из родителей, готовых обратиться к себе, ответить на вопрос: «Как мне себя вести, чтобы мой ребенок меня слушал? Что я делаю не так?» В группу мы пригласили 12 мам, воспитывающих аутичных детей. Из них 75% посещали также индивидуальную психотерапию, 10% – семейную психотерапию. Группа встречалась один раз в неделю на три часа. Более частые встречи вряд ли имеют смысл, так как необходимо достаточно продолжительное время на осознавание полученного опыта и выполнение домашних заданий. Минимальное число встреч – 10.
Ведущие – специалисты, обладающие достаточно большим опытом общения с детьми, имеющими аутизм, а также опытом ведения психотерапевтических групп. В противном случае вряд ли удастся установить необходимый уровень доверия, так как родители детей с РАС считают свое положение исключительным вследствие исключительности проблем, связанных с жизнью аутичного ребенка в семье и обществе. Общение с равными снижает опасность эмоционального травматизма, развивает социальный потенциал, позволяет получать информацию о себе, опосредованную знаниями, снижает уровень защиты и сопротивления.
Сопротивление – закономерное явление, возникающее в терапии, имеющее тройственную природу: сопротивление ребенка, сопротивление родителя, сопротивление специалиста. Основными признаками сопротивления являются опоздания родителей или специалиста на консультацию, отказ родителей от консультации (далеко ехать, неудобное время, «ничего нового не узнаю»), замещение («лечите ребенка, а не меня»), смещение локуса ответственности на специалиста и т.д.
Все силы ребенка с аутизмом направлены на то, чтобы избежать контакта с другим человеком или внешней средой. Специалист постоянно сталкивается с сопротивлением ребенка. Встречаясь с отсутствием мотивации (желания) ребенка к контакту (общению) с другим человеком, специалист чувствует себя ненужным и отвергнутым. Он подавляет свое раздражение и злость, чувствует себя бессильным что-либо изменить в ситуации. У специалиста есть выбор: признать свое бессилие, отступить и «идти за ребенком» или вступить в «борьбу» с ним. Если он выбирает второй путь, есть риск столкнуться с агрессией ребенка и в этом случае вернуться к точке выбора.
Специалист, работая с семьями, воспитывающими детей с аутизмом, должен осознавать свое сопротивление, свой тип реагирования, а также уметь работать с сопротивлением родителей и детей (с принятием отвержения, бессилия, выражением злости, обиды и т.д.).
Жизнь семьи может существенно улучшиться, если хотя бы один из ее членов начнет работать со своим сопротивлением. И в этом случае можно говорить об эффективной помощи родителям, в частности матерям. Мать ребёнка с аутизмом может помочь ему преодолеть свои проблемы, справиться со своими трудностями только ценой собственных изменений. Во всех остальных случаях требование к ребёнку: «изменись» неправомерно.
Формы работы группы:
– дискуссия;
– предъявление личных историй, обратная связь;
– расстановки;
– игровая терапия;
– выполнение домашних заданий и их обсуждение.
Вот с чем мы столкнулись в ходе ведения группы.
Почти все матери находились в «слиянии» со своими детьми, не могли дифференцировать свои чувства и потребности. В начале терапии часто звучало местоимение «мы» («мы наблюдаемся у психиатра с трех лет», «мы не умеем говорить», «у нас трудности в общении»). Почему так происходит? Вероятно потому, что мать воспринимает себя и своего ребенка как нечто целое, как один организм, где мать и ребенок «намертво» приклеены друг к другу. Нарушено, размыто ощущение границы между «Я» и «не-Я». Простой вопрос ведущего: «чего же хочешь ты?» к одной из матерей, вызывает у нее тревогу и страх, поскольку наталкивает на мысль о возможности иметь свои собственные желания и потребности, а значит – свою жизнь. Желания же ребенка и свои собственные настолько сплетены друг с другом, что возможность чего-то желать самой «вдали от ребенка» кажется недопустимой. Несколько первых групп было посвящено этой теме: мамы учились определять свои собственные чувства и желания, отделять их от желаний других членов семьи, осознавать, от чего они прячутся в таких симбиотических отношениях (как правило, это чувство вины, страх отвержения обществом, родственниками, собственным ребенком, одиночество). Тема отвержения – одна из главных в работе с «аутичными» мамами. Поскольку многие из матерей в силу разных (порой объективных, а порой субъективных, «кажущихся») причин лишены поддержки со стороны общества, они заменяют контакт с внешним миром на «как бы контакт» с одним человеком – своим больным ребенком, тем самым снижая свою тревогу и напряжение. Только подмена эта не полноценна по своей сути. Контакт ребенка с аутизмом своеобразен и поверхностен. Ребенок все время стремится уйти от контакта с любым человеком, уклоняется от активности, избегает интереса к внешнему миру, тем самым изолирует свою мать от общества и лишает ее своего круга общения. «Я чувствую себя как в ловушке», – говорит одна из женщин, «Я боюсь доверять людям, у меня почти не осталось подруг, я не могу ни с кем познакомиться, я там никому не нужна, и здесь он (ребенок) почти не замечает меня».
На вопрос ведущего: «Что дает вам группа?», многие из матерей говорили, что это похоже на чувство единения с другими «подобными» им людьми, когда чувствуешь себя нужным и понятым «среди своих». В групповой терапии с такими клиентами важен перевод слияния (с ребенком, мужем, проблемой) на слияние с группой для возможности получить поддержку. На наш взгляд, именно такая работа была эффективна на первых этапах групповой терапии.
В ходе групповой работы ярко выявлялась тема чувства вины, которая напрямую вытекает из симбиотических отношений между матерью и ребенком. «Я чувствую себя виноватой перед мужем, что родила нездорового ребенка, я виновата в том, что не прошла всех врачей и не сдала все анализы, в чем я еще виновата? Я не знаю», – говорит одна из мам. «Я не могу его (ребенка) бросить, оставить одного, но иногда все это невыносимо и хочется побыть одной, без него. Я так виновата», – плачет другая мама. На наш взгляд, чувство вины возникает как ответ на разрыв симбиотических отношений, при малейшей попытке матерей отделиться от своего ребенка, мужа, общественного мнения. Восстановление своих собственных границ и желаний для большинства матерей означает оказаться «плохой» матерью, женой и т.д. Чувство вины появляется на выходе из слияния, это как «пограничный контроль», как официальное предупреждение: «Внимание! Вы покидаете зону единства!». Значение вины может быть понятно в контексте движения от слияния к автономии. Вина – это удерживание себя от этого движения.
Следует отметить еще один феномен – часть матерей с трудом удерживали напряжение в ходе групповой работы, реальным подтверждением этого является тот факт, что в группе исключались любые паузы, даже самые незначительные по времени. Пауз боялись, они вызывали тревогу неопределенности, которую необходимо было снять любым способом, а именно, начать говорить. Родители перескакивали с темы на тему, движения их были порывисты и суетливы, они постоянно «выскакивали» из эмоций, то плача, то удерживая слезы. Зачастую именно эти мамы пытались склонять группу к беседе на отвлеченные темы или «прикрывались» самой безопасной для себя темой инвалидности. На вопрос ведущего о том, что же происходит в группе, почему так много «пустых» разговоров, одна из участниц ответила, что все происходящее ей напоминает игру в догонялки, когда терапевт останавливает, а клиент убегает. «Я как белка в колесе, все бегу, бегу, а толку никакого… Все как в жизни», – говорила она. Терапия таких мам является отражением их жизни, потому как там они тоже переключаются с одного дела на другое, нередко не завершая дела. Например, меняют врачей, ищут новых специалистов, ходят к знахарям, экстрасенсам, постоянно находятся в поиске нового лекарства, диеты, метода. Одну из мам тревожила, на первый взгляд, очень странная проблема: «Я не знаю, что мне делать с четвергом, он пустой, мы ничего не делаем, помогите найти специалиста, который будет нас брать в четверг!» На вопрос ведущего, что будет, если четверг останется пустой, женщина ответила, что этого просто не может быть, она обязательно что-нибудь придумает. Видимая бурная деятельность позволяет снизить высокий уровень внутреннего напряжения, избежать сильного переживания. Однако, снижая таким образом уровень своей тревоги, они не всегда готовы реально помогать своим детям, меняя свое поведение и установки. Менее «деятельным» мамам свойственно убегать в «там и тогда», рассказывая по кругу истории о неудачных родах, безответственных врачах, отказах в помощи, прохождении бесконечных комиссий и т.д. Но проблема в том, что, повторяя эти истории из раза в раз, они тем самым усиливают свою тревогу. Попытки убежать от переживания сильных чувств возвращают родителей к исходной точке. Одним из сильных и в то же время глубоко избегаемых чувств является чувство злости, раздражения, ярости на своего ребенка. Но выражение злости в адрес своего собственного ребенка, а тем более с особенностями в развитии, порицается обществом. Гнев, злость ретрофлексируется (направляется извне на себя). Таким мамам очень сложно выразить свою злость в силу разнообразных общественных установок. Например: «Я не могу на него кричать и бить, он и так больной, он и так ничего не понимает». Это один из лучших вариантов, когда мама позволяет себе осознать (признается), что она злится на своего ребенка. Чаще сама мысль, что «я злюсь», является открытием и глубоким потрясением. Здесь необходима профессиональная поддержка терапевта, чтобы клиент не ушел в глубокое чувство вины, которое переходит впоследствии в самобичевание и самонаказание.
Подавленные гнев, злость и раздражение неминуемо уходят в телесный план, напоминая о себе всевозможными психосоматическими заболеваниями.
Интересен тот факт, что группа матерей, которая демонстративно-агрессивно проявляет себя в обществе, защищая права своих детей (различные комиссии, ситуации специалист – ребенок, на улице, в ситуации чужой – ребенок) на группе оказывается беспомощной перед чужой агрессией, не может и не умеет выразить свои негативные чувства. Женщины теряются, плачут, уклоняются от прямых вопросов, отводят глаза от собеседника. Защищая права своего ребенка, матери выступают в роли спасателя и обвинителя, но, сталкиваясь с чужой агрессией, они играют роль жертвы. В жизни роли жестко закреплены за «артистами» и ситуациями. В ходе групповой терапии у клиентов была возможность получить новый опыт – побыть в разных ролях. Большинство детей с аутизмом направляют агрессию на себя или на самых близких людей при малейшей угрозе, исходящей из внешней среды (или видимости угрозы) или ее изменении. У детей с РАС и их мам наблюдается отсутствие агрессии в ситуациях слияния и стабильности. При изменении ситуаций наблюдается похожий тип реагирования (родители ретрофлексируют свой гнев, (дети замыкаются, уходят в аутостимуляции); либо выражают неконтролируемый, истерический гнев (дети плюются, кусаются, пинаются…). При изменении условий проведения группы (изменения места проведения и введение нового участника группы) ситуация в группе резко изменилась. На первый план вышла фигура злости и ее проявлений. Участники отмечали свой дискомфорт в связи с изменившимися условиями, чувство тревоги, раздражения. На вопрос терапевта: «Ты злишься?» – ни один из участников группы не признался.
Злость и раздражение часто «не доходят до адресата» и переносятся на членов группы или ведущих. Одна из мам воспринимает ведущих, как членов комиссии ПМПК, высказывается в агрессивной форме в их сторону и доказывает свою правоту. На вопрос терапевта: «Кому ты это говоришь?», она с удивлением осознает, что все еще находится в незавершенной ситуации. Одной из фигур, возникающих на группе, была тема страха перед будущим и принятия реальности. В будущее проецируются самые тревожные ожидания: «Что будет с моим ребенком, если меня не будет. Я должна, я сильная». Матери, воспитывающие детей с РАС, избегают своего бессилия, контролируя себя и жизнь других, подпитывая тем самым ощущение своего мнимого всесилия. С ним очень трудно расстаться, поскольку придется расстаться с образом ребенка «своей мечты» или ребенком, «которого я вылечила». Несмотря на получение родителями психологических консультаций и посещение центра на протяжении нескольких лет, тема потерь и непрожитого горя оставалась острой. Работая в группе со стадиями проживания горя, родителям было сложно и больно принять реальность (стадию ожидания чуда), каждый хотел себя поставить на вершину пирамиды. Не принимая своего бессилия, родители остаются в мире иллюзий, тем самым лишая себя силы и энергии действовать в мире реальном. На протяжении всей терапевтической работы одной из наших основных задач было возвращение родителей к ситуации «здесь и сейчас», своим чувствам, возможности осознать и прожить их в полном объеме. Об этом говорит в своей работе по психотерапии инфарктов А. Лоуэн: «Мы должны осознавать свой страх быть отвергнутыми, потенциальную боль, связанную с утратой любви. Мы должны принять свое бессилие по отношению к различным ситуациям жизни: рождению, любви, болезни и смерти. К счастью, у нас есть методы против этого бессилия. Мы имеем способность к самоизлечению. Когда мы травмированы, мы можем плакать; когда нас предают, мы можем реагировать злостью. Эти реакции гарантируют нашу интеграцию, мы можем справляться с изменяющимися жизненными ситуациями».
После проведения терапевтических групп, опираясь на результаты опроса и анкетные данные, эффективность работы подтверждают следующие факты:
Мы выделяем 3 аспекта (уровня) изменений: личностный уровень, уровень взаимоотношений между родителем и ребенком, внутрисемейный уровень.
Все уровни взаимосвязаны друг с другом, изменение на одном из них неизбежно ведет к изменениям на других уровнях. Работа с чувством вины и тревоги позволила ослабить симбиотические отношения между матерью и ребенком и высвободить энергию для продуктивной деятельности, самореализации, творчества и построения семейных отношений.
1. Личностные изменения матерей:
• 33% матерей устроились на работу или вернулись на предыдущее место работы;
• 33% матерей поступили в ВУЗ (факультет психологии);
• 25% матерей стали активно участвовать в общественной жизни (стали волонтерами в школе, где учится их ребенок; взяли часть инициативы в работе общественной организации, активно участвуют в различных мероприятиях в рамках работы службы);
• 42% матерей реализовали свое право на отдых без ребенка, стали внимательней относиться к своим потребностям, больше внимания уделять себе, своей внешности, здоровью;
• у 25% матерей появилась своя сфера увлечений (хобби – занятие фотографией, танцами, туризмом);
• уверенность в себе и своем поведении, умение адекватно оценивать ситуации, отстаивать свою точку зрения дали матерям возможность устроить своих детей в детские учреждения (12% детей стали посещать детский сад , 33% – школу). 2. Детско-родительские отношения:
• 58% родителей отмечают улучшение в сфере взаимоотношений и коммуникации. Понимание своих потребностей дало возможность лучше осознавать потребности своего ребенка, замечать сигналы, которые посылает ребенок, соизмерять их со своими ощущениями и желаниями, уметь находить компромисс, не ущемляя потребностей ребенка и свои собственные, умение видеть, что лежит в основе той или иной потребности ребенка.
• 75% родителей отмечают, что впервые они могут спокойно, без стыда и вины рассказывать другим людям о своих детях. В рассказах о своих детях стало меньше оценочных суждений, шаблонных высказываний.
• Принятие своей агрессии позволило адекватно реагировать на агрессию своего ребенка, анализировать причины агрессивного поведения и искать оптимально-эффективные пути выхода.
• Доверие себе и своему ребенку позволило ослабить контроль над поведением ребенка, предоставив ему большую самостоятельность и инициативность.
3. Семейный уровень.
• 25% матерей «вышли» из неблагополучных семейных отношений (развелись с мужьями), 17% матерей создали новые семьи, основанные на любви и принятии друг друга;
• У отцов появилось желание посещать коррекционные занятия с ребенком, активно участвовать в жизни семьи;
• У 33% матерей наладились отношения с родственниками, проживающими на одной территории и имеющими отношение к воспитанию ребенка (бабушки, дедушки, тети, дяди, братья, сестры).
Наблюдается общая тенденция сплочения членов семьи. Работа терапевтической группы проводилась в рамках деятельности службы семейного сопровождения при поддержке Филиала Международной гуманитарной организации Андикап Энтернасьональ.
Мы понимаем, что психотерапевтическая работа с родителями в группах не является «панацеей», но ее необходимость очевидна. Следует отметить, что кроме терапевтической группы с родителями проводились обучающие семинары, тематические группы, консультации, групповые и индивидуальные занятия для детей. Существует множество подходов к системе помощи семьям, имеющим детей с аутизмом. Только продуманная коррекционная работа, основанная на сотрудничестве семьи со специалистами с привлечением различных современных психологических знаний, может дать положительные результаты, которые пойдут на пользу и семье, и ребенку.
Источник: Служба сопровождения семьи и ребенка: инновационный опыт. Методический сборник
Корректор Л.И. Дергилёва
Компьютерная верстка И.С. Гришанова
|
Лекции и практикум по психологии