Ваш психолог. Работа психолога в школе.

Василенко Т.Д.

Время человеческого бытия как содержание жизненного пути личности

Психологическое исследование времени человеческого бытия представляется актуальным в связи с целым рядом причин: во-первых, в психологии совершенно не разработан вопрос связи времени человеческого бытия и жизненного пути личности; во-вторых, по сложившейся в психологии традиции исследованию подвергаются специфические, индивидуальные характеристики переживания физического времени в зависимости от обстоятельств различного рода – биологических состояний субъекта, его деятельности, эмоций и т.д.; в-третьих, согласно принципу единства личности, сознания и деятельности назрела необходимость выявления и осознания закономерностей построения личностью своего жизненного пути как активным субъектом своего бытия, самоосуществления своей жизни в единстве социального и индивидуального аспектов.

Мы исходили из того, что в психологическом аспекте время вообще, в его реальном смысле, может быть исследовано с нескольких углов зрения, а именно: переживание времени биологического, физиологического как меры онтогенетического развития индивида; переживание времени геологического как меры движения Земли вокруг Солнца; переживание времени физического (это время не может считаться реальным, так как представляет собой результат естественнонаучной абстракции – понятия о равномерных отрезках, измеряемых с помощью физических приборов – часов – величин); переживание времени собственно человеческого (и как частный случай – личностного) бытия. Как справедливо указывает А. Аарелайд, «... человек оказывается полиморфным носителем временных упорядоченностей разного порядка» (1978, с. 276). Как видим, эти по сути своей различные формы времени, которые могут быть исследованы и психологически, могут быть разделены на две группы: принадлежащие субъекту (физиологическое, биологическое время и время человеческого бытия) и от субъекта не зависящие (физическое и геологическое время). Думаем, что первую группу форм можно назвать временем субъектным (по принадлежности субъекту), а вторую группу – временем объектным (принадлежащим объектам, мерой динамики которых оно является). Данные понятия, конечно, условны и отражают диалектическое соотношение понятий «субъект» и «объект». Субъектом в философии называется активная, действующая сторона процесса, субъект – действующее лицо, источник активности, направленной на объект. Объектом же называется то, что противостоит субъекту в его предметно-практической деятельности, то, на что направляется активность субъекта (Философский энциклопедический словарь, 1983).
Следует остановиться на понятиях «субъективный» и «объективный». Субъективный – значит, с одной стороны, принадлежащий данному лицу, субъекту, а с другом, – зависимый, в отличие от независимого объективного, от воли действующего субъекта. Объективный, с одной стороны, подчеркивает принадлежность объекту, а с другой, – беспристрастность, непредвзятость, независимость от сознания.
Мы избрали для обозначения принадлежности субъекту (объекту) термин «субъектный» («объектный»), оставив за понятием «субъективный» («объективный») только его второе значение.
Таким образом, основываясь на тезисе о единстве субъективного и объективного в психическом отражении и переживании как отражении, мы можем говорить о переживании времени в следующих аспектах:
- субъективное переживание объектного времени (физического или геологического) и
- субъективное переживание субъектного времени (физиологического времени и времени человеческого бытия).
Как объектное, так и субъектное время – оба они являются объективными в смысле независимости от воли и сознания субъекта, в смысле непредвзятости и беспристрастности.
Субъективное переживание объектного времени довольно исчерпывающе изучено в психологии и известно как «восприятие времени» (Фресс П., 1978; Элькин Д.Г., 1962; Рубинштейн С.Л., 2000). Что же касается субъективного переживания субъектного времени, то здесь дело обстоит иначе: частично изучено в психологи переживание биологического (физиологического) времени (Фресс П., 1978; Элькин Д.Г., 1962; Рубинштейн С.Л., 2000; Cohen J., 1964), а вопрос об изучении переживания времени человеческого бытия не ставился совсем.
В психологии появились работы, в которых функционирует понятие «психологическое время» или «психологическое время личности» (Головаха Е.М., Кроник А.А., 1984; Cohen J., 1964). При этом речь не идет об открытии еще одной формы времени, так как тогда было бы логично рассматривать психологическое время как меру динамики, развития некой психологической системы. Что тогда понимать под психологической системой – неясно, так как сам термин «психологическое» указывает на принадлежность психологии – науке, изучающей психику. Получается, что психологическое время есть мера динамики, развития психологии. Таким образом, ясно, что термин «психологическое время» выбран логически неточно.
В статье Cohen «Psychological time» (Cohen J., 1964) находим, что автор рассматривает данное понятие не как специфическую форму времени, отражающую динамику процессов некоторой психологической реальности, а как субъективно-индивидуальное чувство течения времени. Автор выделяет следующие аспекты психологического времени:
1) отрезок времени, заполненный приятной деятельностью, проходит быстрее, чем неприятной;
2) год проходит намного быстрее во взрослом возрасте, чем в детстве;
3) тенденция изменения с течением лет взгляда индивида на прошедшие события;
4) концепции времени различны у разных народов и культур;
5) обыкновение рассматривать время как личную собственность;
6) усилия человека остановить время, отодвинуть время старения и смерти.
Из анализа приведенных аспектов автором делается вывод о том, что субъективное время более или менее независимо от объективного времени. Следует отметить, что при этом не очерчиваются четко объем и содержание вводимых понятий субъективного, объективного и психологического времени. На основе анализа содержания цитируемой статьи приходим к выводу о том, что как субъективное, так и психологическое время в концепции автора есть не что иное, как восприятие так называемого «физического», или объектного времени. Авторы, вводящие понятие психологического времени личности, так же довольно расплывчато определяют его содержание. Так, Е.И. Головаха и А.А. Кроник, разрабатывающие причинно-целевую концепцию психологического времени личности, в одном месте своего труда под названием «Психологическое время личности» дают такое определение этого понятия: «Собственное время личности в психологическом аспекте (значит, психологический аспект - это один из возможных аспектов времени личности, психологическое время личности в толковании авторов равно ли по объему психологическому аспекту времени личности, неясно – Т.В.) – это субъективное время (что считают субъективным временем - время субъекта или переживание субъектом какой-то из форм времени? – Т.В.), данное в переживании» (Головаха Е.М., Кроник А.А., 1984, с. 5). В другом же месте в качестве единицы психологического времени личности авторы предлагают считать совокупность причинных и целевых связей между событиями (событие при этом понимается как любое изменение в жизни человека, значимая ситуация) (Там же, с. 13). Таким образом, в указанной концепции присутствует оригинальное понятие времени: время не есть атрибут систем материального мира, а есть результат логической операции сопоставления события с другими такими же событиями с целью обнаружения их взаимосвязей. Взаимосвязи причинно-следственного характера свидетельствуют об отнесенности события-причины в прошлое, связи целевого характера - о проецировании события-цели в будущее.
На наш взгляд, причинно-целевая концепция психологического времени личности, противопоставляя себя хронологическому подходу, сама находится в его понятийных рамках: объявляя единицей времени значимую связь между событиями, сопоставляя данное событие с предшествующими и последующими в хронологическом смысле событиями, концепция не продвигается дальше, чем анализ хронологии и субъективного восприятия этой хронологии, при этом последнее объявляется психологическим временем личности. Данное положение есть не что иное, как логическое расширение содержания вводимого авторами понятия.
Как видим, понятие психологического времени личности обнаруживает ряд неточностей, а вместе с тем, не дается четкого объема и содержания вводимого понятия.
Следует отметить, что в науке, и в философии даже чаще, чем в психологии, имеет место представление о том, что время – это «явление психологическое», направленное на то, чтобы «конструировать» реальную действительность, представленную конкретными практическими действиями: «Нет времени в себе, есть совокупность различного рода практик, которые при данных исторических и социальных обстоятельствах обусловливают формулирование в сознании людей временных перспектив» (Историческая психология…, 1969, с. 145–146).
На наш взгляд, такое представление о времени берет свое начало от введенного в употребление в конце XIX в. и широко применявшегося в работах Бертрана Рассела понятия «перцептуального» времени (от английского perception – восприятие). Перцептуальное время есть условие сосуществования и смены ощущений и других психических актов субъекта, в отличие от реального времени, которое есть условие сосуществования и смены состояний любых окружающих нас объектов и явлений (Мостапенко А.М., 1974, с. 51). Еще И. Кант говорил, что время есть форма нашей чувственности, хотя и не использовал термин «перцептуальное» время. В основе концепции Канта лежит отрицание существования реального времени. Он считал, что наши ощущения и восприятия упорядочены во времени, но нельзя быть уверенным в упорядоченности реальных объектов во времени, так как действительность дана нам лишь в ощущениях и восприятиях. В «Пролегоменах» И. Кант писал: «... пространство и время со всеми явлениями в них не суть что-либо существующее само по себе и вне моих представлений, а суть сами лишь способы представления, и очевидно нелепо будет сказать, что простой способ представления существует и вне нашего представления» (Кант И., 1934, с. 236). Данному утверждению соответствует следующее оригинальное доказательство автора: «Время не есть опытное понятие, отвлеченное нами из опыта. Чувственное восприятие не догадалось бы о существовании чего-нибудь вместе или проследованию одного другому, если бы ему не предшествовало a priori представление времени ...» (Кант И., 1876, с. 34). И вывод: «Время не есть нечто, существующее само по себе, или находящееся в вещах, как их объективное определение; – что, следовательно могло бы оставаться, если устранить все субъективные условия наглядного представления» (Там же, с. 36).
Следует отметить, что некоторые исследователи указывают на определяющую роль сознания в переживании времени. Так, М. Гюйо считал, что время (само время, даже не его переживание) есть простое следствие сознания, однако при этом он не отрицал связи времени с динамикой развития конкретных систем (Гюйо М., 1899). М. Гюйо писал: «... время есть не условие, а простое следствие сознания, оно вытекает из него» (Там же, с. 79).
В. Дильтей считал, что «время дано нам благодаря объединяющему единству нашего сознания» (Дильтей В., 1988, с. 136). Действительно, для того, чтобы возникло переживание времени, необходимо, чтобы в сознании одновременно присутствовало знание о предыдущем этапе развития процесса, его настоящем состоянии, а также представление о перспективе развития, то есть мы должны осознать, ощутить динамику развития системы. Думаем, именно это обстоятельство имеет в виду В. Дильтей, когда говорит, что «понятие времени находит свою окончательную реализацию в переживании времени» (Там же, с. 136).
Как понимать термин «переживание времени»? Любые реальности, будь то понятия, вещи или события, даны нам в переживании. Само переживание есть отражение реальности посредством нашего сознания, то есть переживание есть отражение в сознании окружающей действительности. Переживание времени – это отражение в сознании времени. На данном этапе рассуждений неоднозначность толкований термина «переживание времени» может быть обусловлена неоднозначностью понимания времени. Выше мы постарались показать, какое содержание может вкладываться в понятие «время», выделили различные формы времени, переживаться может каждая из этих форм, в том числе и субъектное время.
Как мы уже указывали выше, переживание времени (любой его формы, пожалуй, за исключением так называемого физического времени, так как это время есть не что иное как научная абстракция, используемая для удобства естественнонаучного описания действительности) должно включать в себя осознание динамики, какого-то изменения. Но какими бы интроспективными возможностями мы ни обладали, сознание, не может фиксировать сам поток изменения, так как, согласно Гераклиту, поток всегда один и тот же, но вместе с тем, не один и тот же, он представляет собой многое и единое; в таком случае любое мгновение процесса, или нашей жизни, присутствует в сознании как вспоминаемое мгновение, но не как поток. Мы переживаем изменения того, что только что было, но они, эти изменения, продолжаются. Сознание как бы останавливает «текущее». Эту же мысль находим у В. Дильтея: «... поток времени в строгом смысле непереживаем. Присутствие прошлого заменяет нам непосредственное переживание» (Там же, с. 137).
А. Бергсон выражает ту же мысль следующим образом: «Каждое мгновение нашей жизни дает ... две стороны: оно актуально и виртуально, восприятие, с одной стороны, и воспоминание, с другой. Оно расщепляется в то время, как наступает, ... оно состоит в этом расщеплении» (Бергсон А., 1915, с. 104–105). Как видим, переживание времени можно представить в виде переплетения воспоминания и антиципации. Эти психические функции взаимопроникают друг в друга и дают образ настоящего, «текущего» времени. Следует отметить, что под воспоминанием в этом случае мы имеем в виду такую функцию, которая, как писал А. Бергсон, не просто сохраняет образы прошлого, а продолжает их до настоящего момента и совпадает по объему с сознанием (Бергсон А., 1914, с. 61–64). Вместе с тем, используя термин «переживание», мы предполагаем, что переживание времени включает в себя как восприятие – целостное отражение на основе установки,- так и понимание, осмысление и логическое объяснение временных категорий. Как восприятие, так и понимание могут быть направлены на все формы времени – от биологического до личностного. Например, восприятие биологических ритмов, а также их осмысление может быть предпринято каждым, так же как переживание (восприятие и осмысление) времени человеческого бытия. Таким образом, можно говорить о двух уровнях отражения времени человеком. Следует отметить, что некоторые авторы взаимодействие человека и времени склонны рассматривать только с точки зрения отражения, переживания вре мени человеком, хотя данный вопрос гораздо более сложен, он включает в себя помимо отражения, еще и само осуществление человеком времени своего бытия. Так, в работе А. Аарелайд рассматривается «проблема человеческого времени»; при этом под «человеческим временем» понимается не время человеческого бытия как специфическая форма времени, но отражение времени человеком. Автор пишет: «Проблема человеческого времени - это, в первую очередь, проблема специфики отражения времени человеком как биосоциальным существом и активным субъектом познавательной деятельности» (Аарелайд-Тард А.М., 1978, с. 276). Итак, переживание времени включает в себя все три «вектора» времени, а именно – прошедшее, будущее и настоящее. Однако, в литературе мы не находим единства в подходах к переживанию времени именно по той причине, что неоднозначно решается разными авторами вопрос о степени объективности настоящего времени.
Теории, утверждающие, что реально и объективно лишь настоящее, а прошедшее и будущее – это не более, чем логические конструкции, известны в литературе как А-теории. Точка зрения, согласно которой реальны лишь события, а отношения «раньше чем», «одновременно с» и «позже чем» есть лингвистические, логические построения, то есть отношения времени субъективны, известна как В-теория (Denbigh K.Y., 1972). Имеет место критика обеих теорий.
Что касается решения вопроса о степени объективности или субъективности настоящего, то, как отмечает K.Y.Denbigh, у человека вообще нет других «показаний» времени, кроме как настоящего, и поэтому человек находится в определенном смысле всегда в своем «настоящем» (Там же, p. 310), хотя в текущей, жизнедеятельности, в ходе осуществления нашей активности мы не осознаем настоящего. Дело в том, что для осознания любого процесса или акта мы должны специально направить на этот процесс или акт энергию, луч нашего сознания, который обычно направлен на саму активность, деятельность, если, конечно, эта активность не осуществляется автоматически. Иначе говоря, для осознания настоящего времени требуется специальное действие, которое Д.Н. Узнадзе называл актом объективации (Узнадзе Д.Н., 1961, с. 186–190). В этом акте применительно к времени обязательно участвует воспоминание, так как настоящее может быть осознано как таковое только в том случае, когда оно будет сопоставлено с тем, что уже перестало быть настоящим.
Вместе с тем, настоящее будет только тогда осознаваться как настоящее, когда оно будет «ограничено» сознанием как со стороны недавнего прошлого, так и со стороны еще не наступившего будущего времени. K. Denbigh считает, что настоящее есть «граница между фактическим состоянием мира и его возможным состоянием» (Denbigh K. Y., 1972, p. 312), настоящее и «состояние мира» понимаются при этом исходя из «моего собственного относительного местоположения» в этом мире (Там же).
Вместе с тем, не подлежит сомнению, что любой тип времени не может быть дискретным в том смысле, что реально он неразложим на промежутки. Эти промежутки мы можем выделить для удобства, используя операцию абстракции. Время постоянно протяженно, об этом мы подробно говорили выше. Динамика процесса постоянна, но сам процесс, развертываясь в определенном направлении (становления или регресса), разложим на определенные этапы, соответствующие качественно своеобразным периодам развития. Эти-то периоды разделены некоторыми «остановками», которые характеризуются внутренним качественным скачком, переходом процесса в новое качество. Данные «остановки», или «перерывы непрерывности», могут быть границами промежутков времени. Реально они осознаются как этапы жизни. Текущий жизненный этап переживается человеком как его настоящее время. Видимо, такое «настоящее» можно сопоставить с идеей «скачка», принадлежащей Анри Бергсону. Он пишет: «Мы должны представить себе всякое изменение, всякое движение абсолютно неделимым» и далее: если на переходе нет остановки ‒ это скачок. Скачок может длиться несколько секунд, недели, месяцы, годы: единый скачок неразложим (Бергсон А., 1915, с. 17). Бергсон утверждает, что изменчивость реально неделима. Он сравнивает изменчивость с мелодией: изменчивость неделима, она, как мелодия, идет, не останавливаясь, до конца. Таким образом, для каждой изменяющейся системы есть только одна неделимая «мелодия», а понятие скачка условно, оно отражает элементы, этапы целостной неделимой «мелодии».
У Анри Бергсона есть указание на «длительность внутренней жизни личности»; при этом внутренняя жизнь рассматривается в качестве системы, изменяющейся и реализующейся как неделимый процесс. Он пишет: «Нет ни окоченелого, неподвижного субстрата, ни различных состояний, которые проходили бы по нему как актеры по сцене. Есть просто непрерывная мелодия нашей внутренней жизни, мелодия, которая тянется как неделимая, от начала до конца нашего сознательного существования. Это и есть наша личность» (Бергсон А., 1915, с. 24).
Применительно к переживанию настоящего времени интересно рассмотреть введенные А. Бергсоном понятия чистой и реальной длительности.
«Чистая длительность» А. Бергсона - это условная единица времени, абстракция, которую он сравнивает с нотами, каждая из которых не имеет ничего общего с целостной мелодией (истинным временем). Если время рассматривается как последовательность отдельных моментов, чистых длительностей, то «мы проецируем время в пространстве, мы выражаем длительность в терминах протяженности...» (Бергсон А., 1979, с. 74).
В отличие от «чистой длительности», «реальная», или «истинная», длительность представляет собой «неделимую непрерывную изменчивость». Реальная «истинная» длительность - время, но время, «воспринимаемое как неделимое». В отличие от «чистой» длительности («пространственного» времени, то есть дискретного, разложимого на отдельные элементы, условного времени, в котором мы привыкли понимать себя), «реальная» длительность находится в «глубинах жизни». В связи с нашей привычкой жить в «пространственном» времени « ... нам нет никакого интереса прислушиваться к постоянному, глухому, мутному шуму в глубинах жизни. И однако реальная длительность именно там» (Бергсон А., 1915, с. 25).
По А. Бергсону, «реальное» и «пространственное» время не совпадают. Единицы «пространственного» времени могут быть не равны единицам «реального» времени. Бергсон пишет: «Только благодаря ей (реальной длительности - Т.В) и возможны в одном и том же времени более или менее длительные изменения, которые мы наблюдаем в нас и во внешнем мире» (Там же, с. 25) (подчеркнуто нами - Т.В.). Из этого утверждения следует, что реальное время течет с разной скоростью, не воспринимается по-разному, а именно течет. Оно, конечно, может и восприниматься по-разному, законы восприятия времени в зависимости от эмоциональной насыщенности временных промежутков описаны в литературе (например, С.Л. Рубинштейн (Рубинштейн С.Л., 2000)). О специфическом своеобразии временных периодов (реальной длительности) находим и у Н.Н. Трубникова: время становления никогда не равно времени распада, время расцвета - времени упадка как для истории, так и для развития личности (Трубников Н.Н., 1987).
Время для А. Бергсона - это непрерывная длительность, протяженность, характеризующаяся постоянным движением, изменением, не разложимая на отдельные моменты. Анализируя время прошедшее, настоящее и будущее, А. Бергсон указывает, что все три «направления» неразделимы, проистекают одно в другое и нельзя сказать, что прошлого или будущего не существует и есть только одно настоящее. Настоящее, по мнению, ученого, - это то время, на которое направляется наше внимание, тем самым у Бергсона границы настоящего значительно расширены. Он пишет, что «ничто нам не препятствует перенести назад линию разделения между нашим настоящим и прошедшим. Это будет длящееся настоящее посредством внимания» (Бергсон А., 1915, с. 27). То, что является нашим настоящим, по Бергсону, определяется направленностью нашего внимания, а внимание, в свою очередь, видимо, определяется неделимым переходом в новое состояние, скачком или какой-то внутренней работой личности. А. Бергсон пишет: «Различие, делаемое нами между нашим настоящим и нашим прошлым ..., ограничено протяжением поля, которое может охватить наше внимание в жизни. «Настоящее» занимает ровно столько места, сколько это усилие внимания. Как только это специальное внимание выпускает что-нибудь из своего поля зрения, тотчас же то, что оно покидает, из настоящего становится прошедшим ... Наше настоящее падает в прошлое, лишь только прекращается наш прямой к нему интерес» (Бергсон А., 1915, с. 27).
Функция внимания в выделении настоящего времени в теории Бергсона соотносима с функцией объективации в теории установки Д.Н. Узнадзе, о чем говорилось выше.
Идея «неделимости изменчивости» подчеркивает условность деления времени на прошлое и настоящее. Бергсон пишет: «Реальность есть изменчивость, изменчивость неделима, в неделимой изменчивости прошлое составляет одно тело с настоящим» (Там же, с. 31).
Однако, это не означает того, что настоящее (или прошедшее) - это время субъективное, ирреальное, абстрактное. Как настоящее, так и прошедшее, и будущее, составляют единое неделимое время как меру изменения, динамики реального процесса. Настоящее становится абстрактным только в том случае, когда оно понимается как момент, отдельный от общей динамики. Настоящий момент есть чистая абстракция, такая же, как математическая точка по отношению к линии. «Никогда из настоящих моментов мы не сделаем времени», – пишет А. Бергсон; время – это не однородная среда, образующая раздельную множественность /1+1+1+ и т. д./, разделимая на отдельные моменты (Там же).
Часто мы находимся во власти абстрактных единиц времени и поэтому склонны измерять время; почувствовать же реальную длительность, истинное время мы можем, лишь поднявшись над «линией нашего изменения». А. Бергсон проводит аналогию с точкой, движущейся вдоль линии. Если бы точка себя осознавала, то чувствовала бы себя изменяющейся, так как движется. Однако, она смогла бы представить, осознать эту линию, только поднявшись над ней (Бергсон А., 1979). Подняться над линией изменения – это значит увидеть и осознать неделимость этой линии, неразложимость ее на отдельные моменты. При этом мы «уже больше не измеряем длительности, но чувствуем ее» (Там же, с. 92). Эти моменты бывают очень редки. «Большей частью мы живем внешней по отношению к самим себе жизнью. Мы замечаем только обесцвеченный призрак нашего «я», лишь тень его, которую чистая длительность отбрасывает в однородное пространство» (Там же, с. 92). Другими словами, мы осознаем машу жизнь как помещенную в условные, абстрактные часы, минуты. Мы запрещаем себе думать о других длительностях: хотя каждый человек чувствует разницу между «паспортным» и «внутренним» возрастом, он с известной долей смущения сообщает свой «внутренний» возраст. Таким образом, мы сознательно «заковываем» себя в рамки условностей и начинаем измерять изменяющееся, неизмеримое. А. Бергсон рассматривает время, представляемое состоящим из совокупности измеренных моментов, как «пространственное». В этом смысле он пишет, что «… наше существование скорее развертывается в пространстве, нежели во времени». Мы зависим от условных единиц измерения нашей жизни, следовательно, мы не свободны. «Мы живем больше для внешнего мира, нежели для нас самих; мы более говорим, нежели мыслим, мы более «объекты действия», нежели действующие лица» (Там же, с. 166–167).
Таким образом, настоящее время представляет собой одну из сторон «неделимого тела» времени, а качественно ‒ «перерыв непрерывности», «скачок» в общей динамике непрерывных изменений.
Переживание настоящего, прошедшего и будущего относится к различным психическим состояниям ‒ восприятию, памяти и антиципации. Что касается тех психических состояний, которые соответствуют переживанию прошедшего и настоящего, они реальны, объективны, упорядочены отношениями «раньше чем», «позже чем», «одновременно с», антиципация будущего - это всегда вероятностная конструкция, которая может быть разрушена какими-либо совершенно непредсказуемыми условиями или событиями (Denbigh K. Y., 1972, с. 320). K. Denbigh пишет: « … временная последовательность, которая есть последовательность известных локализованных событий, простирается только до «теперь» наблюдателя и здесь она имеет конец» (Там же). Следует отметить, что автор стоит на эпистемологической точке зрения, когда дает определение настоящему как «моменту Р, такому, что не существует моментов, позже чем Р, для которых могло бы быть описано некоторое физическое содержание. ... фактически нет времени, позже чем Р, невозможно мыслить будущее время как «существующее»» (Denbigh K.Y., 1972, с. 321).
Теория K. Denbigh требует некоторых замечаний: во-первых, он разделяет точку зрения, согласно которой время есть мера отсчета, разделения, но не мера изменения, связи; во-вторых, он рассматривает время не как реальность, а как логическое построение: «... время не есть некоторый вид существующего, оно есть просто относительная характеристика событий ...» (Там же, с. 323); в-третьих, автор подходит к анализу времени с эпистемологической, но не с онтической или онтологической точки зрения.
Итак, нам удалось убедиться в том, что переживание времени содержит в себе как обязательные компоненты переживание прошедшего, настоящего и будущего. Как мы показали выше, переживание настоящего невозможно без переживания прошедшего и будущего, и само это переживание настоящего занимает в общем переживании времени центральное место, так как благодаря объективации и четкому выделению текущего жизненного этапа (настоящего времени человеческого бытия) весь временной поток делится на прошлое и будущее. Как писал К. Левин, « … психологическое прошлое и психологическое будущее являются одновременными частями психологического поля, существующего в данное время t» (Левин К., 1980, с. 139).
С переживанием времени, как указывается Rabin A.J., тесно связаны понятия «временной ориентации» и «временной перспективы» (Rabin A.J., 1978, p. 294).
Понятие временной ориентации используется в литературе для обозначения осознания личностью текущего положения во времени (Там же, p. 295) и связывается с проявлением «чувства времени». Ориентация во времени является одним из традиционных методов, используемых для патопсихологической диагностики. Многие патологические состояния, так же как мозговые травмы, характеризуются такой дезориентацией.
Кроме упомянутого, есть еще одно значение понятия временной ориентации. Оно указывает на соотношение прошлого, настоящего и будущего в переживании времени. Строго говоря, человек всегда живет в настоящем времени, но это настоящее, как мы указывали выше, представляет собой взаимопроникновение, связь прошлого и будущего. В зависимости от конкретной ситуации или конкретных индивидуально-личностных особенностей человека, одно из переживаний (прошлое или будущее) может превалировать. Отсюда можно предположить, что среди людей есть такие, которые прошло-ориентированы, и такие, которые будуще-ориентированы. В литературе выделяют еще и настояще-ориентированных (Там же). Мы считаем, что выделение в отдельную группу настояще-ориентированных нелогично подчеркивает, что прошло- и будуще-ориентированные совершенно выключены из своей настоящей жизни, и настоящее не имеет для них никакого значения. Мы считаем, что это неверно, так как человек всегда живет настоящим, но в этой своей настоящей жизни может быть внутренне обращен или к прошлому или к будущему.
Временная ориентация во втором значении этого понятия не является постоянной, человек может менять одну ориентацию на другую, Так, известно, что в психотерапии неврозов по мере успешного продвижения лечения люди меняют свею первоначальную невротическую ориентацию с прошлого на будущее (Rabin A.J., 1978, p. 294 – 300); при этом события и переживания прошлого становятся менее значимыми и актуальными, а будущее увеличивается для человека в своей значимости.
Кроме того, временная ориентация может меняться в зависимости от развития и роста: дети ориентированы на будущее, старики - на прошлое. Как пишет Araisse, «временные горизонты» расходятся по мере того, как индивид становится старше ...» (Там же, p. 295-296).
Временные ориентации зависят также от индивидуально-личностных особенностей: так, импульсивный человек настояще-ориентирован, планирующий тип – будуще-ориентирован, а депрессированный человек, одержимый чувством вины, прошло-ориентирован (Там же, p. 296).
С нашей точки зрения, понятие временной ориентации должно быть связано с такими аспектами, как: во-первых, с мотивационно-потребностной сферой личности; во-вторых, с жизненной ситуацией удовлетворения значимых потребностей. Эти два фактора определяют осмысление человеком времени своего бытия, являются необходимыми условиями акта объективации и формируют индивидуально-своеобразное отношение человека к времени. Таким образом, соотношение реализации ценностей, ведущих потребностей и жизненной ситуации определяет соотношение значимости для личности ее прошлого и будущего в конкретном проявлении настоящего. Соотношение потребности и ситуации ее удовлетворения, проявляющееся в готовности действовать определенным образом, было названо Д.Н. Узнадзе установкой. Временная ориентация может быть рассмотрена в терминах установки при условии одной ремарки, а именно: ориентация отличается от установки тем, что установка предшествует активности, а ориентация следует за активностью в том смысле, что оцениваются не возможности удовлетворения потребности (как при формировании установки), а исход уже осуществленной активности. Временная ориентация может в определенном смысле выполнять функцию установки: например, устойчивая временная ориентация предопределяет жизнедеятельность человека в виде готовности действовать определенным образом в соответствии с имеющейся ориентацией. Однако, если говорить о процессе формирования ориентации, то здесь должно быть учтено еще одно обстоятельство: установка есть досознательное, внесознательное (Узнадзе Д.Н., 1961, с. 17) образование, а временная ориентация есть результат довольно сложной напряженной мыслительной активности, сопоставимой с раз мышлениями о «смысле жизни». Иначе говоря, временная ориентация есть результат акта объективации. Д.Н. Узнадзе следующим образом описывает уровень установки и уровень объективации: «Если приглядеться к первому уровню ‒ уровню установки, ‒ то нетрудно увидеть, что жизнь на этом уровне представляет собой безостановочный поток ряда изменений ... действительность ... остается целиком за пределами внимания субъекта, она не является его объектом ... Коротко говоря, действительность в плане установки представляет собой поле не имеющих конца, не знающих перерыва изменений. Другое дело второй план этой действительности, обусловленный принципом объективации ... Как только действительность ... сама же начинает становиться объектом для человека, она ... становится самостоятельным предметом, на который направляется внимание субъекта, ‒ иначе говоря, она объективируется. На этой основе вырастают мыслительные акты, направленные на возможно всестороннее отражение объективированной таким образом действительности. … Течение нашей психической жизни из живого и активного потока обращается в объективированную данность ‒ из отрезка жизни становится предметом нашей мысли» (Узнадзе Д.Н., 1961, с. 103). Таким образом, переживание времени на уровне его осмысления представляет собой довольно сложный процесс объективации. С понятием временной ориентации связано понятие временной перспективы, которое появилось в психологии еще в середине нашего века в работах Лоренца Франка и Курта Левина. Это понятие связывалось с «согласованием и упорядочиванием персонифицированных событий» (Rabin A.J., 1978, p. 296). Упорядочивание таких событий может быть более или менее обширным, то есть иметь большую или меньшую перспективу.
Понятие временной перспективы применимо как к прошедшему, так и к будущему, но, по мнению Doob, это понятие значимо для исследования личности только в отношении к будущему ‒ согласованию и упорядочиванию будущих персонифицированных событий (Там же, с. 296).
Понятие временной перспективы может характеризоваться со стороны протяженности (отдаленность перспективы будущего времени), плотности (количество будущих персонифицированных событий) и согласованности (логичность упорядочивания будущих персонифицированных событий) (Там же, с. 296‒297).
Временная перспектива в отношении к будущему времени, по мнению ряда исследователей, является наиболее связанной с личностными особенностями (Там же). Известны работы, в которых изучается связь временной перспективы с силой «эго» (Там же); при этом под «эго» понимается такая структура личности, которая выполняет функции восприятия, подвижности, антиципации и отсрочки удовлетворения (Rabin A.J., 1978).
Наиболее значимы в переживании времени функции антиципации (создание образов отсутствующих, не наступивших еще событий) и отсрочки удовлетворения, тесно связанной с характеристикой импульсивности, то есть тенденцией реализовать побуждение непосредственно по мере его возникновения. Временная перспектива, так же как и временная ориентация, могут быть рассмотрены в качестве основных показателей силы «эго», при этом Rabin выявил следующие закономерности: имеет место положительная взаимосвязь между будущей временной ориентацией и будущей временной перспективой, с одной стороны, и возможностью отсрочки удовлетворения, с другой стороны; имеет место, наоборот, обратная взаимосвязь между указанными временными показателями и импульсивностью (Rabin A.J., 1978, p. 300‒304).
Таким образом, понятия временной ориентации и временной перспективы могут быть рассмотрены в качестве индивидуально-личностных особенностей переживания человеком времени своего бытия.
Итак, содержанием жизненного пути личности является время человеческого бытия как меры собственного развития, самоосуществления. Эта точка зрения не противоречит определениям жизненного пути, введенным в психологию Б.Г. Ананьевым и С.Л. Рубинштейном. Б.Г. Ананьев понятие жизненного пути определял как «историю формирования и развития личности в определенном обществе, современника определенной эпохи, сверстника определенного поколения» (Ананьев Б.Г., 1977, с. 104 – 105). Рубинштейн С.Л. подчеркивал: «Человек лишь постольку является личностью, поскольку он имеет свою историю» (Рубинштейн С.Л., 2000, с. 684). Человек выступает субъектом своего жизненного пути, это качество приобретается постепенно: «…по мере того как человек приобретает жизненный опыт, перед ним не только открываются все новые стороны бытия, но и происходит более или менее глубокое переосмысливание жизни. Этот процесс ее переосмысливания, проходящий через всю жизнь человека, образует самое сокровенное и основное содержание его существа, определяет мотивы его действий и внутренний смысл тех задач, которые он разрешает в жизни» (Рубинштейн С.Л., 2000).
Б.Г. Ананьев описывает жизненный путь человека как историю личности и субъекта деятельности. С.Л. Рубинштейн ставит вопрос о необходимости рассмотрения процесса становления и функционирования личности в контексте целостного процесса жизнедеятельности, в котором объединяются социальное и индивидуальное. В понимании С.Л. Рубинштейна человек - активный субъект, реализующий себя в социальном мире: «…личность не растворяется в деятельности, а посредством нее решает сложные жизненные задачи и противоречия...» (Рубинштейн С.Л., 2000).
Рассмотрение жизненного пути личности как проекции времени человеческого бытия ставит задачу указать на существенные для психологического анализа особенности человеческого бытия, что было сделано выше.
Как справедливо подчеркивает Ф.Е. Василюк, необходимо в первую очередь проанализировать саму категорию жизни, как она выступает с психологической точки зрения. В рамках деятельностного подхода анализ этой предельной для психологии категории должен проводиться (и уже отчасти проведен А.Н. Леонтьевым (Леонтьев А.Н., 1975) в сопоставлении с центральной для этого подхода категорией деятельности.
В концепции А.Н. Леонтьева понятие деятельности впервые появляется в связи с обсуждением понятия жизни «в ее всеобщей форме» (Там же, с. 37). «Деятельность есть молярная, не аддитивная единица жизни...» (Там же, с. 81).
На основании теории А.Н. Леонтьева Ф.Е. Василюк делает вывод о том, что если «деятельность есть единица жизни, то основной конституирующий ее момент — предмет деятельности — есть не что иное, как единица мира» (Василюк Ф. Е., 1984).
Категория «жизненный мир» разработана К. Левиным. Психологический мир, по мнению К. Левина, в отличие от физического, является открытым. Другими словами, физический мир не имеет ничего внешнего; за пределами же психологического мира существует внешняя, трансгредиентная ему реальность, которая воздействует на него, вмешиваясь в ход психологических процессов, и потому невозможно ни полное объяснение, ни предсказание событий психологического мира на основании одних только психологических законов (Там же).
Василюк использует категорию жизненного мира, выделяя в нем внутренний и внешний аспекты. Под внутренним аспектом психологического мира (или внутренним миром) подразумевается внутреннее строение жизни, организация, сопряженность и связанность между собой отдельных ее единиц, внутренний аспект представлен отношениями. Внешний аспект жизненного мира представлен предметами удовлетворения потребностей субъекта и других его побуждений (Василюк Ф. Е., 1984).
Каждый жизненный мир будет характеризоваться, в первую очередь, с точки зрения его пространственно-временной организации, т. е. описываться в терминах хронотопа. При этом в соответствии с различением внешнего и внутреннего аспектов жизненного мира автор отдельно описывает внешнее и внутреннее время-пространство, или, что то же, внешний и внутренний аспект целостного времени-пространства (хронотопа) жизненного мира (Там же). Можно предполагать, что взаимодействие внешнего и внутреннего аспектов жизненного мира и представляет собой содержание человеческого бытия.
У истоков психологии человеческого бытия стоял С.Л. Рубинштейн, именно он, излагая свое видение человека как особой части мира, предупреждал об опасности деятельностного редукционизма, сведения всей активности человека только к деятельности. Он писал: «Человек как субъект должен быть введен внутрь, в состав сущего, в состав бытия и, соответственно, определен круг философских категорий. Человек выступает при этом как сознательное существо и субъект действия, прежде всего как реальное, материальное, практическое существо… С появлением новых уровней бытия в новом качестве выступают и все его нижележащие уровни. Иными словами, человеческое бытие – это не частность, допускающая лишь антропологическое и психологическое исследование, не затрагивающая философский план общих, категориальных черт бытия. Поскольку с появлением человеческого бытия коренным образом преобразуется весь человеческий план, необходимо видоизменение категорий, определений бытия с учетом бытия человека. Значит, стоит вопрос не только о человеке во взаимоотношении с миром, но и о мире в соотношении с человеком как объективном отношении» (Рубинштейн С.Л. 1973, с. 259).
По Рубинштейну, человек является частью бытия, которая осознает целостное бытие. Человеческое бытие соответствует понятию «мир» как организованная иерархия различных способов существования. Таким образом, человеческое бытие не тождественно жизни индивидуального субъекта (Знаков В.В., 2007, с. 70). «Человеческое бытие представляет собой такое единичное …, в котором потенциально представлено общее – весь мир, все человечество. … Понимающее себя бытие представляет собой диалектическое единство самопонимания взаимодействующих субъектов и группового понимания. Такое понимание порождается в межсубъектном пространстве на стыке разных ценностно-смысловых позиций» (Там же, с. 71).
С.Л. Рубинштейн в «Бытии и сознании» показал, что бытие человека выступает как «… «мир», соотносительный с человеком как частью его, продуктом его развития. Поскольку есть человек, он становится не чем иным, как объективно существующей отправной точкой всей системы координат. Такой отправной точкой человеческое бытие становится в силу человеческой активности, в силу возможности изменения бытия, чем человеческое существование отличается от всякого другого» (Рубинштейн С.Л., 1957, с. 63). По Рубинштейну, мир – это специфическое человеческое бытие, преобразованное человеком. Пространство научного анализа человеческого бытия у Рубинштейна включает три проблемы: взаимодействие человека с объективной действительностью, отношения человека с другими людьми, отношение его к себе.
Рубинштейн в работе «Человек и мир», размышляя над проблемой бытия человека, подчеркивал, что в психологическом анализе «…человек должен быть взят внутри бытия, в своем специфическом отношении к нему, как субъект познания и действия, как субъект жизни. Такой подход предполагает другое понятие и объекта, соотносящегося с субъектом: бытие как объект – это бытие, включающее и субъекта» (Там же, с. 64-65).
Основы методологии понимания человеческого бытия как психологии субъекта были заложены А.В. Брушлинским (Брушлинский А.В., 2003), которые можно выразить в 3 базовых идеях:
- необходимость макроаналитического метода познания психического,
- рассмотрение активности как фактора детерминации психики,
- системный анализ динамического, структурного и регуляторного планов анализа психологии субъекта.
Знаков, интерпретируя эти идеи, указывает, что:
- во-первых, человек не противостоит отдельным событиям или ситуациям, он в них включен: «… объективная ситуация включает в себя воспринимающего, понимающего и оценивающего ее человека» (Знаков В.В., 2005, с. 84). То же находим и у Росса и Нисбетта: «Воздействие любой «объективно» стимулирующей ситуации зависит от личностного и субъективного значения, придаваемого ей человеком» (Росс Л., Нисбетт Р., 1999, с. 46). Макроаналитический подход предполагает в качестве единиц анализа психики рассматривать «боле интегративные образования, основанные на трансформации структур индивидуального опыта человека» (Знаков В.В., 2005, с. 85). «Человек парадоксальным образом и противостоит как нечто внешнее объективным обстоятельствам своей жизни, и сам является их внутренним условием» (Там же, с. 85). Примером таких интегративных образований могут быть события (Барабанщиков В.А., 2002) и ситуации (Росс Л., Нисбетт Р., 1999; Кашапов М.М., 2004, с. 147‒155);
- во-вторых, в отличие от субъектно-деятельностного подхода Рубинштейна, в психологии субъекта Брушлинского более расширенно трактуется понятие активности в детерминации психики, автор выделяет разные виды активности, такие как познание, действие, созерцание, переживание, индивидуальное развитие. Целостность субъекта означает единство, интеграцию всех видов активности;
- в-третьих, с методологической точки зрения, психология субъекта – целостная и системная область психологического знания. Вместе с тем, в анализе разнообразной активности субъекта Брушлинский выделяет динамический, структурный и регулятивный планы.
Динамический план анализа психологии субъекта представлен не только временной составляющей онтогенеза психики. Не менее важной оказывается конкретная динамика психических процессов в тех ситуациях, в которых человек проявляет себя как субъект. Знаков пишет: «Говорить о человеке как субъекте можно только при таком понимании им собственного бытия, при котором он, осознавая объективность и сложность своих проблем, в то же время обладает ответственностью и силой для их решения» (Знаков В.В., 2005, с. 92). При этом важным является развитость навыков самопознания, самопонимания и рефлексии, обеспечивающих человеку взгляд на себя со стороны. Способность к рефлексии – один из критериев статуса субъекта и, с другой стороны, «ключ к превращению человека в субъекта» (Там же, с. 92). По Знакову, субъект – это тот, кто «обладает свободой выбора и принимает решения о совершении нравственных поступков, основываясь на результатах самопознания, самоанализа, самопонимания» (Там же, с. 92).
Структурный план анализа предполагает рассмотрение видов активности, осуществляемой субъектом. В человеческом бытии эта плоскость анализа непосредственно должна быть связана с отношениями человека к миру, в которых и реализуется разнообразная активность субъекта (Мясищев В.Н., 2003). С точки зрения К.А. Абульхановой, раскрыть психологическую природу субъекта можно лишь через анализ совокупности его отношений к миру (Абульханова К.А., цит. по: Знаков В.В., 2005, с. 95).
Регулятивный план анализа субъекта неразрывно связан с принципом единства сознания и деятельности, а также с вопросами детерминации психики деятельностью.
Субъект в традициях рассмотрения в трудах Брушлинского, Рубинштейна представляет собой активного, развивающегося человека. Брушлинский называл субъектом человека, рассматриваемого на высшем для него уровне активности, целостности, автономности: «Важнейшее из всех качеств человека – быть субъектом, т.е. творцом своей истории, вершителем своего жизненного пути» (Брушлинский В.А., 1999, с. 30).
Вопрос о критериях субъекта по-разному решается в школах С.Л. Рубинштейна, Л.С. Выготского и А.В. Брушлинского. Если у С.Л. Рубинштейна субъект рассматривается как саморазвивающийся человек, определяющий свою деятельность (Рубинштейн С.Л., 1957, 1997), то в школе Л.С. Выготского важным фактором становления субъекта является совместная деятельность, в которую человек вносит свой вклад (Выготский Л.С., 1982- 1984). А.В. Брушлинский указывает на значимость не только влияния человека на свою деятельность, не только влияния на совместную деятельность, но прежде всего влияния на все свое бытие в целом, причем, с позиций нравственности и развитой духовности (Брушлинский В.А., 2006). Развивая идеи А.В. Брушлинского, В.И. Слободчиков, используя понятие жизнедеятельности субъекта как проявления разных видов активности в течение жизни, в качестве критерия субъектности человека выделяет «способность превращать собственную жизнедеятельность в предмет практического преобразования, что позволяет ему быть (становиться) действительным субъектом (автором, хозяином, распорядителем) собственной жизни» (Слободчиков В.И., 2002, с. 24).
А.В. Брушлинский связывал сущность субъекта не только с деятельностью, но с ценностно-смысловым контекстом, что позволило ему поставить проблему не только деятельности и бытия субъекта, но существования и становления. По А.В. Брушлинскому, «… субъект – это все человечество в целом, представляющее собой противоречивое системное единство субъектов иного уровня и масштаба: государств, этносов, общественных классов и групп, индивидов, взаимодействующих друг с другом. Отсюда вытекает сразу несколько следствий, Это, в частности, приоритет общечеловеческих ценностей и изначальная социальность любого
человеческого индивида…. Тем самым социальны не только субъект-субъектные, но и субъект-объектные взаимодействия» (Брушлинский А.В., 2006, с. 504). «В самом широком смысле социальность – это всегда неразрывные взаимосвязи (производственные, чисто духовные и др.) между людьми во всех видах активности…» (Там же, с. 505). «Природное и социальное – это не два компонента психики человека, а единый субъект с его живым психическим процессом саморегуляции всех форм активности людей» (Там же, с. 511).
Российский философ и филолог М.М. Бахтин связывает бытие человека с общением: «Быть – значит общаться диалогически. Когда диалог кончается, все кончается. ... Два голоса – минимум жизни, минимум бытия» (Бахтин М.М., 1972, с. 434). Феномену диалога Бахтин придает универсальное значение. Диалогические отношения людей – не просто «одно из» проявлений их бытия, а явление, пронизывающее всю человеческую речь (и сознание), все отношения и проявления человеческой жизни, все, что имеет смысл и значение.
Бахтин утверждал, что сам для себя человек не может выступать в качестве объекта; даже смотрясь на себя в зеркало, возникает чувство несовпадения меня, видимого в зеркале, и меня, переживаемого изнутри. Только другие люди видят меня в целости. Мы ловим отражения нашей жизни в сознании других людей; можно сказать, что другие дарят мне меня как нечто цельное и определенное, ‒ писал М.М. Бахтин (Бахтин М.М., 1979, с. 7‒180). «Внутреннего человека» нельзя раскрыть ни как объект безучастного нейтрального анализа, ни путем вчувствования; он сам должен раскрыться в диалоге благодаря общению с ним. «И изобразить внутреннего человека можно, … лишь изображая его общение с другим» (Бахтин М.М., 1972, с. 434).
В бытии человека важную роль, по мнению М.М. Бахтина, играют планы, цели человека, его будущее. В любой момент своего существования человек имеет в себе помимо того, что он есть, что в нем открывают в диалоге другие, еще и возможности; он как бы живет своим будущим, скрытым от нашего взгляда. Поэтому человек никогда не совпадает с самим собой, с тем, что он уже есть. «Пока человек жив, он живет тем, что еще не завершено и еще не сказал своего последнего слова». Потому-то «подлинная жизнь личности совершается как бы в точке этого несовпадения человека с самим собою, в точке выхода его за пределы всего, что он есть как вещное бытие, которое можно подсмотреть, определить и предсказать помимо его воли, «заочно» (Там же, с. 99‒101).
Термин «экзистенция» не вполне может быть использован как синоним «бытия». В. Франкл использовал термин «экзистенциальный» для:
- описания специфики человеческого бытия;
- характеристики смысла существования человека;
- обозначения стремления человека к нахождению смыла своего существования (воля к смыслу) (Франкл В., 1990).
Экзистенция – это бытие, наполненное волей к преодолению как внешних обстоятельств, так и самого себя (Мэй Р., 2004).
Ученик В. Франкла А. Лэнгле экзистенцией называет «проживание человеком своего духовного измерения (Person)» (Лэнгле А., 2006, с.122).
Человек осуществляет экзистенцию благодаря феноменологической открытости и диалогическому обмену с внутренним и внешним миром, для осуществления экзистенции человеку необходимы решимость, актуализация свободной воли, результатом является жизнь, сопровождающаяся внутренним согласием (Лэнгле А., 2006, с. 122). «Экзистенцию характеризует то, что человек видит обращенный к нему запрос во всем, что он воспринимает и переживает, ‒ запрос, который призывает его занять персональную позицию» (Там же, с. 122).
Таким образом, согласно экзистенциальному анализу, бытие человека – это всегда запрос на формирование и реализацию личностной позиции, духовного измерения, то есть открытие смысла своего существования. Этот процесс направлен на достижение личностной зрелости. Занятие человеком личностной позиции происходит спонтанно, неосознанно (или частично осознанно), по Лэнгле. Занятие позиции включает в себя 4 «горизонта»: возможного, ценного, этически допустимого, смысла (Там же, с. 123). Этим горизонтам соответствуют 4 данности бытия: внешний мир, его условия, возможности; жизнь, то есть человеческая природа во всей ее витальности; собственное бытие Person, бытие самим собой; будущее с присущим ему призывом к действию (Там же, с. 125). В процессе диалогического взаимодействия с данностями бытия человек приобретает опыт: бытия-здесь, бытия ценностей, бытия самим собой, смысл – бытия ради чего-то либо кого-то (Там же, с. 125).
Лэнгле выделяет 4 экзистенциальных мотивации: мотивация к физическому выживанию и духовному преодолению бытия, «иметь силы быть»; мотивация к получению радости от жизни и переживанию ценностей, «нравится жить»; мотивация к персональной аутентичности и справедливости, «иметь право быть таким, какой ты есть»; мотивация к экзистенциальному смыслу, «действовать должным образом» (Там же, с. 126‒127).
Зрелая личность сама создает свою экзистенциальную основу (Лэнгле А., 2006, с. 31). «Зрелая личность соотносит с собой условия ситуации; ориентируясь на себя, она приходит к определенной позиции в отношении фундаментальных мотиваций и дает внутреннее согласие тому или иному решению» (Там же, с. 31‒32). Зрелая личность сама формирует свою жизнь.
Идеи А. Лэнгле созвучны нашим размышлениям о том, что переживание личностью жизненных ситуаций происходит в процессе открытия смысла происходящего в контексте всего жизненного пути, с учетом всего опыта жизни. «Зрелая личность сама формирует свою жизнь…», «… зрелая личность опирается на способность занимать позиции в отношении фундаментальных аспектов собственной экзистенции», «благодаря внутреннему согласию в отношении собственного Бытия у человека появляется открытый взгляд на полноту Бытия» (Там же, с. 32).
А. Лэнгле подчеркивает важность для осуществления экзистенции личностью социальных аспектов: «… мы… вряд ли сможем себя принять, если нас не принимают другие. И то и другое должно быть в наличии» (Там же, с. 43), «Это является фундаментальным для экзистенции – узнать от других: «Хорошо, что ты есть!». … Это обращение со стороны других подобно искре, из которой может возгореться собственная любовь к жизни» (Лэнгле А., 2006, с. 46).
Бытие (экзистенция) всегда связано с выбором, в теориях С. Кьеркегора, К. Ясперса и М. Хайдеггера существовать – значит быть поставленным перед выбором.
Согласно К. Ясперсу, экзистенция – это не то, что есть, но то, что свершается. Она тождественна свободе, которая тоже не может быть представлена как объект, не может быть определена и познана. Свобода неотделима от самости (Selbstsein). Подлинно свободный выбор поступка определяется «зовом экзистенции». Причем, свобода и разум объединяются посредством коммуникации, вне коммуникации невозможно человеческое бытие и, значит, не может быть самой свободы. Коммуникация – изначальный феномен человеческого бытия: «...Мы суть то, что мы суть, только благодаря общности взаимного сознательного понимания. Не может существовать человек, который был бы человеком сам по себе, просто как отдельный индивид» (Jaspers K., 1935, цит. по: Гайденко П.П., 1978, с. 110). Следовательно, человеческое бытие – всегда «бытие с другими».
Бытие человека представляет собой процесс активного включения человека в социальные ситуации, в которых развертывается его жизнь, поэтому «… бытие представляет собой субъектность, объективированную в процессах, явлениях, предметах человеческого мира» (Знаков В.В., 2005, с. 101). Человек живет, понимая и осмысливая события и ситуации, в которые он мысленно или реально включен.
Постнеклассическое понимание мира и человека в мире ориентировано на ценностный и смысловой контексты человеческого бытия.
Знаков считает, что сформировалась новая область психологической науки – психология человеческого бытия (Там же, с. 104), на основе психологии субъекта. Психология человеческого бытия имеет сходство с экзистенциальной психологией по кругу исследуемых проблем: жизнь и смерть человека, моральный выбор и ответственность, смысл и бессмысленность существования и т.п. Вместе с тем, имеют место принципиальные отличия между ними в подходах к решению этих проблем. Экзистенциальная психология ориентирована на наличие непреодолимой пропасти между внутренней и внешней причинностью. Экзистенциальная психология декларирует изолированность и одиночество человека, в то время как психология человеческого бытия утверждает значение диалога субъекта с миром в развитии и существовании. Экзистенциальная психология ориентирована на бессмысленность человеческого существования, психология человеческого бытия направлена на анализ существования субъекта в мире с позиции «Я и другой человек» (Там же, с. 123‒128). Теоретическими основаниями психологии человеческого бытия являются когнитивная и экзистенциальная исследовательские парадигмы.
Таким образом, жизненный путь личности – это логический конструкт, не сводимый к автобиографической памяти личности; это результат активного взаимодействия субъекта с миром в широком понимании этого слова, в процессе которого происходит становление и самоосуществление его субъектной сущности, личностного измерения, мерой динамики которого и является время человеческого бытия со всеми специфическими его особенностями, указанными выше. Рассмотренные концепции времени указывают на многообразие психологических проявлений феномена времени.
Важнейшим аспектом в рассмотрении времени жизненного пути становятся вопросы изменения личности в контексте различных жизненных ситуаций. Предметом нашего научного интереса является не только раскрытие содержания феномена «жизненный путь личности», но и попытка понять, как в конкретных жизненных ситуациях происходит построение жизненного пути, что происходит с этим процессом в особых обстоятельствах (ситуация хронического соматического заболевания, начальные стадии онкологического заболевания, состояния беременности женщины, ожидающей первого ребенка, ситуации начального взаимодействия матери и младенца, ситуации нарушения репродуктивной функции у женщины). Наша позиция в решении этих вопросов связана с подходом, который наиболее адекватно можно обозначить как временная организация смысловой реальности личности (или смысловая организация жизненного пути личности), так как построение жизненного пути личностью требует системной смысловой переработки текущей, наличной жизненной ситуации в контексте всего жизненного пути, ценностно-смысловой системы, поддерживаемой субъектом, или формирования новой системы в экстремальных ситуациях, сопровождающихся трансформацией психологической структуры социальной идентичности. В связи с этим возникает необходимость обращения к анализу смысловых аспектов построения жизненного пути личности.