Страница 3 из 14
Тема 2. Исследование детства в исторической и культурной перспективе. Понятие научной теории развития (аудиторная работа – 2 часа) Вопросы для обсуждения на семинаре
- Каковы исторические и социальные предпосылки возникновения интереса к изучению детского возраста?
- Какую роль сыграли биографии младенцев в становлении возрастной психологии как науки?
- Каково значение этнографических исследований детства в построении научной теории развития?
- Каковы различия между обыденным представлением о развитии человека и его научным пониманием?
Ключевые слова: Возраст, детство, жизненный путь, жизненный цикл, инициация, социализация; инкультурация, институционализация, кофигуративный тип культуры, постфигуративный и префигуративный типы культуры; модель развития, нормативные возрастные факторы, нормативные исторические факторы, ненормативные факторы, периоды развития, стадии развития.
Подготовка к семинару предполагает… Освоение содержания, включенного в тему семинара, можно считать успешным, если обучающийся построит собственные ответы на вопросы о том, как складывалось (и складывается) представление о детстве в историко-культурном контексте цивилизации, какие проблемы детства определяют область исследования развития человека, т.е. составляют предмет собственно психологии развития. Эти вопросы задают специфику семинара, заключающуюся в его междисциплинарности. Уточнение исследовательских вопросов психологического развития человека сопряжено с анализом исторических и социо-культурных характеристик детства. В связи с этим в перечень библиографии к семинару включены два издания историко-этнографического характера. Речь идет о работах «Ребенок и общество» (И.С. Кон, 1988) и «Этнография детства» (Н.А. Бутинов и др., 1992). Подготовка к семинару предполагает выполнение заданий, помещенных в соответствующей рубрике. Первое из них требует анализа текстов Приложения. Для выполнения второго уместно использование материалов текущей периодической печати, СМИ и др. Форма презентации материалов самостоятельной работы, направленной на подготовку к семинару, может быть произвольной. При этом важно помнить, что эти материалы станут основой для аудиторной групповой работы – они должны быть понятны другим участникам семинара.
Задания для подготовки к семинару Задание 1. Ознакомьтесь с материалами Приложения, включающими в себя результаты этнографических и антропологических исследований Н.Н. Миклухо-Маклая, М. Мид и др.
- Какие характеристики детства становятся предметом исследования ученых?
- Из истории возрастной психологии известно, что результаты антропо-этнографических исследований развитие интереса к законам развития человека. Какие предположения о закономерностях развития психики человека можно сделать, используя исследования антропо-этнографического характера? Зафиксируйте эти положения.
Задание 2. Составьте описание модели (-ей) детства современного ребенка (Речь идет о детстве соотечественника, живущего на стыке ХX-XХI столетия, а также в другое историческое время. Возможно изучение детства родителей или других, более старших, членов семьи, реальных исторических персонажей, информация о детстве которых представлена в доступных библиографических или видеоисточниках. Предметом изучения может быть детство современника, живущего в другом государстве (например, Афганистане, Израиле, Пакистане, Китае и др.)) . Для выполнения задания используйте рекомендованные информационные материалы Приложения, а также материалы периодической печати или другие доступные источники.
- Каковы исторические и этнографические особенности детства?
- Сравните модели детства ребенка, живущего на островах Адмиралтейства, и детства современного европейца, американца или нашего соотечественника.
- Какие изменения претерпевает детство в ходе исторического развития?
- Зафиксируйте результат, имея в виду возможность его презентации на занятии.
Задания для углубленного изучения темы
- Составьте некоторое подобие галереи детских образов на основе классической и современной литературы, расположив их по степени удаления – приближения к знакомому нам образу ребенка-современника. На каких основаниях может быть построена такая серия?
- Представьте, что Вы – руководитель проекта, цель которого заключается в изучении статуса детства современного ребенка. Разработайте текст сообщения, обосновывающего актуальность подобного проекта.
Литература
- Баттерворт Дж., Харрис М. Принципы психологии развития/ Пер. с англ. – М.: «Когито-Центр», 2000. – С. 22 – 35.
- Валлон А. Психическое развитие ребенка. – СПб.: Питер, 2001. – С. 16 – 20.
- Кон И. С. Ребенок и общество: (Историко-этнографическая перспектива). М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1986. – С. 6 – 20; 39 – 64.
- Крайг Г. Психология развития. – СПб.: Издательство «Питер», 2000. – С. 26 – 35.
- Обухова Л.Ф. Детская (возрастная) психология. – М.: Российское педагогическое агентство, 1996. – С. 7 – 19.
- Эльконин Д.Б. Психическое развитие в детских возрастах: Избранные психологические труды / Под ред. Д.И. Фельдштейна; Вступительная статья Д.И. Фельдштейна. – 3-е изд. – М.: Московский психолого-социальный институт, Воронеж: НПО «МОДЭК», 2001. – С. 32 – 36.
- Этнография детства. Традиционные методы воспитания детей у народов Австралии, Океании и Индонезии. – М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1992. – С. 5 – 16; 56 – 84; 120 – 154.
Приложение к теме 2 Источник: Бутинов Н.А. Детство в условиях общинно-родового строя / Этнография детства. Традиционные методы воспитания детей у народов Австралии, Океании и Индонезии. – М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1992. – С. 5 – 16. «<…> Жизненный цикл человека, по представлениям многих народов, не кончается… в момент смерти. Умирает тело, а душа, как полагают, переселяется в мир, который люди, живущие на земле, называют миром мертвых, и продолжает там жить, ожидая возвращения в мир живых. Рано или поздно душа входит в тело одной из женщин, живущих на земле (чаще всего вместе с пищей), и воплощается в новом человеке, появляющемся на свет. Таким образом, и для стариков после их смерти “все опять повторится сначала”. Тайцы говорят: “Рождение ребенка – это возобновление прерванной смертью нити жизни”. В свое время, по их представлениям, родители “вернулись” в мир живых, и дети у них те же самые, что были когда-то; если же дети по ошибке попали в чужую семью, то это очень плохо. Так объясняют тайцы детскую смертность. Каждая следующая ступень жизненного цикла связана с предыдущей. Утробный период мыслится поэтому, как полноправное звено замкнутого круга “жизнь – смерть – жизнь”. Недаром у монголов начало жизни отсчитывалось не с момента рождения, а с начала внутриутробного развития. Обычаи, обряды и представления, связанные с зачатием и появлением ребенка на свет, интересуют нас еще и потому, что они оказывают свое влияние на формы и методы социализации детей, особенно в раннем возрасте. <…> Детство, отрочество, юность. В жизни человека, еще не ставшего взрослым и не вступившего в брак, обычно выделяют четыре возрастных ступени: младенчество, детство, отрочество, юность. Младенчество начинается с появления на свет, заканчивается отнятием от груди. Встречается и другой признак, знаменующий окончание младенчества, – ребенок начинает ходить (нивхи). Младенец, по представлениям нганасан, находится на грани двух миров – прибыв с того света, он еще не закрепился в мире людей и в любое время может уйти обратно. Нанайцы полагают, что душа младенца может свободно покидать тело и бродить по разным местам; поэтому на второй-третий день после рождения они совершают обряд “прищемления” ребенка в “среднем мире”. Детство начинается с перехода на новую пищу, что, как правило, еще не означает отнятие от груди. У кетов младенец сосал грудь до шести лет – в это время он уже курил детскую трубку. Ребенок не испытывает никаких ограничений со стороны взрослых. Он окружен заботой и вниманием. Взрослые обычно выполняют все его просьбы и требования. Полагают, что если ребенку в чем-то отказать, чем-то напугать его, наказать, то душа предка, находящаяся в его теле, уйдет обратно в мир мертвых, и ребенок, оставшись без души, умрет. Ругать ребенка нельзя, говорят курды, это равносильно неуважению к памяти предка. Вместе с тем с самого раннего возраста (у нанайцев – с трех лёт, у турок – с четырех-пяти) начинается обучение ребенка трудовым навыкам, приобщение к хозяйственной жизни семьи. До этого ребенок был целиком на попечении матери, а теперь к нему, особенно к сыну, проявляет внимание и отец. Отрочество начинается с обособления мальчиков от девочек, и девочек от мальчиков (в одежде, играх, труде) и с подготовки мальчиков к обрядам инициации. Подросток принимает под свою ответственность ряд хозяйственных функций (в жилище, на огороде, на охоте, рыбной ловле). Он еще не всегда выполняет эти функции достаточно хорошо, но теперь взрослые упрекают его за нерадивость, наказывают за непослушание. Теперь, как полагают, душа предка прочно связана с телом подростка и никуда не уйдет. Подросток наблюдает за поведением своих младших братьев и сестер, ругает и наказывает их, обычно в отсутствие отца и матери. Юность начинается с полового созревания, у нганасан для юноши – с самостоятельной охоты на дикого оленя. Противопоставление лиц разного пола, начавшееся в подростковом возрасте, резко дает о себе знать в период юности. Для юношей наступает трудный и ответственный период, связанный с обрядами инициации. Эти обряды – они имеются не у всех народов – проводятся в строгой тайне от женщин и детей. <…> Пройдя обряды инициации и вступив брак, юноша переходит в разряд взрослых.
Каждое племя по-своему (конечно, в известной мере) устанавливает возрастные периоды в жизни человека. В племени квома они таковы: младенчество – до двух – четырех лет; переходный период – от двух – четырех до четырех – пяти лет; детство – от четырех – шести до шести – девяти лет; отрочество – от шести – девяти до 16 – 17 лет; после этого – взрослое состояние. В племени ороколо различаются следующие возрастные ступени для мальчиков: акоре хекаи – ходит голый; акоре икуа – носит пояс с небольшой кисточкой спереди; ерекаи хекаи (лет с 12) – носит пояс с большим прикрытием спереди; миро-акоре – живет в изоляции, готовится к обрядам посвящения; хоахо – молодой холостяк; аре-бина – новый человек (после прохождения обрядов посвящения); хаера-еапапо – большой человек; оапау – старик. На острове Манам возрастные ступени для девочек таковы нимвалала п – п — ходит голая (до 12 лет); аине балиго еге тее — носит короткую юбочку; аине моганган — начинает развиваться грудь; аине бараси — после первой менструации (около 15 лет); айне биа-биа — после рождения ребенка. Возрастные периоды выражены у мальчиков гораздо ярче, чем у девочек. Объясняется это тем, что мальчик из члена семьи (младенчество, детство) станет полноправным членом общины (“новым человеком”, как говорят папуасы племени ороколо), а девочке предстоит лишь переход из одной семьи (где ее мать и отец) в другую семью (где ее будущий муж и их будущие дети). Переход мальчика из семьи в общину связан с прохождением сложных и длительных обрядов инициации, смысл которых – обособление от семьи и включение в родовое ядро общины. Переход девочек из одной общины в другую, после брака, связан с несложным свадебным обрядом. Такова модель детства <…> Традиционные формы и методы воспитания детей и подростков, существующие или недавно существовавшие… при всем их многообразии… имеют и много общего. За этим многообразием видна общая модель, и эта модель, выдержавшая испытание в течение многих тысячелетий и в самых разных природных условиях, заслуживает пристального внимания. Наличие такой модели детства существенно облегчает заполнение пробелов и критику источников в тех случаях, когда нет сведений или когда сообщения о представлениях, обычаях, обрядах, связанных с детством, вступают с этой моделью в резкое противоречие. Мы склонны думать, что такие сообщения нуждаются в проверке. Таковы, например, встречающиеся иногда утверждения, будто некоторые народы считали возможным зачатие без полового акта; будто у некоторых народов имя ребенку давалось по случайным признакам (авторы этих утверждений, как нам кажется, не различают имя и прозвище); будто у некоторых народов родители строго наказывают детей в возрасте от трех до шести-семи лет (здесь, возможно, частный случай принят за социальную норму). В XX в. в развитых странах на некоторое время забыли о мудрой пословице: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Молодым матерям стали советовать не баловать грудных детей, не потакать их “капризам”, не разговаривать с ними (“он ничего не понимает”), не утешать их (“пусть выплачется”). Понадобились специальные исследования психологов и социологов, чтобы установить неприемлемость такого обращения с грудными детьми – интеллект грудного ребенка развивается при этом медленнее». *** Источник: Н.А. Бутинов. Детство на островах Адмиралтейства / Этнография детства. Традиционные методы воспитания детей у народов Австралии, Океании и Индонезии. – М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1992. – С. 56-84. «<…> Образ жизни манус весьма своеобразен – нет земли, люди живут в лагунах, на воде. Тем не менее, община у них… имеет те же черты, которые свойственны развитому общинно-родовому строю в целом: коллективизм в производстве и потреблении в рамках общины (деревни); взаимная помощь; тесная связь социальной жизни общины с событиями жизненного цикла ее членов; содружество соседних общин. Постройка хижин, лодок, проведение обменных операций, ловля рыбы – все это требовало совместного труда. Обряды, связанные с жизненным циклом каждого из членов общины, также предполагали участие всех общинников: совместно праздновали рождение ребенка, собирали для общинника плату за его невесту, проводили похоронные обряды. Манус, как правило, не отмечают памятных дат, годовщин событий прошлого. В центре их социальной жизни – ныне живущий член общины с его жизненным циклом – появлением на свет, постепенным ростом, взрослением, прохождением обрядов инициации, вступлением в брак и т.д. Связь социальной жизни общины с важными событиями жизненного цикла каждого из ее членов проявлялась в обменных операциях. Все события жизненного цикла человека мужчина-манус, по словам М. Мид, мыслит не иначе, как в виде раковинных дисков и собачьих зубов, которые потребуются на проведение соответствующих празднеств и обрядов и которые он должен добыть путем обменных операций, а также получить в виде помощи от общинников. Каждый общинник поэтому тесно связан с общиной – один он не в состоянии провести эти обряды. В свою очередь, “религиозная система, – пишет М, Мид, – полностью интегрирована с экономической”. Муж и жена – это будущие отец и мать. Отношения между супругами – важный фактор в процессе воспитания и обучения детей, в значительной мере определяющий характер взросления молодого поколения, перехода от младенчества к детству, от детства к юности. В общинно-родовую эпоху неукоснительно соблюдается правило – до брака муж и жена должны быть чужими друг для друга, членам одного рода нельзя вступать в брак (за исключением тех случаев, когда они живут на большом расстоянии друг от друга); даже членам разных родов нельзя вступать в брак, если они живут близко; близким родственникам нельзя вступать в брак и т. д. Иными словами, предусмотрены все случаи, при которых между будущими мужем и женой возможны какие-либо родственные, локальные и прочие связи до брака, и на все эти браки наложен запрет. Вступление в брак разрешено только вне этих вариантов. В племени манус муж и жена – совершенно чужие друг другу люди. С годами отчужденность между ними ослабевает, но все же не исчезает совсем. А начинается эта отчужденность еще до брака, сразу после помолвки, т.е. нередко с семи-восьмилетнего возраста. Дети, живущие в разных деревнях (в своей деревне брать жену нельзя), могли до помолвки ни разу не видеть друг друга. Девочке следует тщательно избегать встреч со своим суженым. Она не произносит его имя и многие слова, похожие на его имя. Ей запрещается даже думать о нем, пишет М. Мид. Девочка знает, что в деревне мужа, когда она туда переселится после свадебного обряда, ее будут в лучшем случае терпеть, а сестры мужа — ненавидеть. После свадьбы муж и жена сторонятся друг друга. Когда М. Мид спросила женщину-манус, разрешает ли она своему мужу прикасаться к ее груди, та ответила: “Конечно нет”. Жене не следует говорить мужу о своей беременности – ему сообщают об этом другие. Содержание экзогамии, однако, этим не ограничивается. Женщина, придя в другую деревню, сохраняет на всю жизнь свою прежнюю родовую принадлежность. Часто муж зовет ее не по имени, а по родовой принадлежности (“женщина такого-то рода”), подчеркивая этим, что она здесь чужая. Во время обрядов инициации сына отстраняют от матери (символика обрядов— изгнание из подростка всего, что пришло к нему от матери и является, как и она сама, чуждым для родового ядра общины мужа). Так укрепляется еще один социальный барьер внутри семьи – между матерью и подростком мужского пола. Цель обрядов инициации, по свидетельству Я. Хогбина, в том, чтобы отнять (социально) юношу у семьи. Родители. По представлениям манус, равно как и многих других меланезийских папуасских племен, ребенок – результат половой активности мужа и жены: муж своим семенем сгущает менструальную кровь (потенциальный эмбрион), менструации прекращаются, наступает беременность. Муж и жена, считают папуасы и меланезийцы, постепенно, по частям, создают тело ребенка. Однако, к сожалению, М. Мид не сообщает, какие части тела ребенка, по мнению манус, формирует муж и какие – жена. Для того чтобы ребенок появился на свет, необходимо, чтобы в женщину вошла душа. В этом смысле половой акт ни при чем – душа приходит из мира мертвых или, как на острове Беллона, от божеств. Настоящая беременность начинается тогда, полагают манус, когда этого хочет дух дома мужа. Дух дома мужа – это дух отца мужа или (если отец мужа жив) дух деда мужа по мужской линии. Так пишет о манус М. Мид. Нам трудно решить, насколько эта информация точна. Возможно, взгляды манус под влиянием европейцев несколько изменились. Тробрианцы, например, верят, что душа умершего – балона, попав в мир мертвых, сбрасывает с себя, подобно змее, кожу взрослого человека и превращается в детскую душу – виавиа. Другая душа, еще не успевшая сбросить кожу, кладет виавиа в корзину и несет в мир живых. Детская душа входит в одну из женщин, и та становится беременной. Наступает время, когда муж и жена, будущие родители, начинают воздерживаться от половых актов, чтобы не нанести вред эмбриону. В этот период они соблюдают многочисленные пищевые запреты – пища для эмбриона должна быть доброкачественной. Беременная женщина воздерживается от тяжелой работы. У манус мать идет рубить саго и добывать раковины только через год после родов. Многовековой опыт выработал этот здравый обычай, а религиозные нормы требуют его неукоснительного соблюдения, хотя и домашние дела, и работа на огороде как бы искушают беременную женщину. Но она боится гнева духов и не идет на огород. Действует и общественное мнение – муж и другие члены общества не одобрят ее, если она начнет гневить духов. Беременной запрещено резать ножом рыбу и какие-либо другие предметы – существует поверье, что при этом она может нанести рану эмбриону. По этой же причине у некоторых племен мужу беременной женщины запрещается рубить дрова в лесу. Люди манус исчисляют период беременности в 10 месяцев после последней менструации. Чтобы вести счет времени, изготовляют десять связок по тридцать палочек в каждой и каждый день выбрасывают по одной. Отец и мать. У людей манус и матанкор зачать и родить ребенка – это еще не значит стать отцом и матерью. Для них понятия “родитель” и “отец”, а также “родительница” и “мать” – не синонимы. У папуасов племени бонгу возможность стать матерью, не родив ребенка, выражается словом мемтар (мем – мать); возможность стать отцом, не будучи родителем, словом амтар (ам – отец) <…> Зачатие и рождение ребенка – это примерно то же, что посадка таро или ямса и появление первых ростков. До сбора урожая еще далеко; за ростками нужен уход; урожай надо продолжать создавать. Если семья после посадки по какой-либо причине забросит огород и дальнейшие заботы о нем возьмет на себя другая семья, то она, очевидно, и соберет урожай. Так и с новорожденным – если он попадет в другую семью и проживет там некоторое время, то те, кто его кормит, те, благодаря которым он растет, станут его отцом и матерью. С позиции родства по пище иначе и не может быть. Тот факт, что ребенок называет “отцом” и “матерью” и многих других взрослых мужчин и женщин, в том числе и своих родителей, ничего по существу не меняет. Настоящие отец и мать для него – те, кто его кормит, в чьей семье он живет. На острове Манус мальчик после отнятия от груди был усыновлен холостым мужчиной, пожелавшим иметь сына. Через несколько лет этот мужчина умер, и мальчик, не успевший стать подростком, вернулся в семью родителей. В этой ситуации он не сразу стал их сыном – они называли его “сын такого-то”. Пройдет время, и он станет их сыном, они будут его кормить, растить и станут для него отцом и матерью. <…> У папуасов не вызывает удивления тот факт, что отец-кормилец, не будучи родителем, говорит, что ребенок внешне похож на него. Посмотри, как она улыбается, говорил меланезиец племени вогео, указывая на маленькую девочку, пришедшую к нему из другой семьи, – у нее улыбка как у меня. Дети (сын и дочь). Семя отца-родителя и кровь (а также молоко, текущее внутрь) матери-родительницы, говорят люди племени мелпа, дали ребенку субстанцию родства – копонг в утробе матери. Но вот ребенок появился на свет, и теперь его рост – результат другой пищи. Если мы хотим понять идеологию родства у горных племен Новой Гвинеи, пишет Э. Стразерн, мы должны обратить пристальное внимание на то, что связано с пищей и ростом. Вот ребенок перешел в другую семью (а это, как уже отмечалось, бывает очень часто), и теперь у него другой отец (отец-кормилец) и другая мать (мать-кормилица). Пища создает их тела, добавляет Э. Стразерн, и дает им субстанцию, т.е. создает родство. Примерно так же понимают родство по взрослению папуасы племени сиане, кума, чимбу, дариби, энга – через пищу в детей по мере роста входит “дух отца”, создается родство с отцом (с тем, кто кормит). <…> Биологическая роль отца в зачатии ребенка, пишет М. Меггит о папуасах энга, не подчеркивается. Физическое отцовство, пишет М. Мид о меланезийцах манус, интересует их меньше всего. Главное – кто кормит ребенка после его рождения. При этом создается родство по происхождению, ибо именно кормление определяет принадлежность к роду. Ребенок принадлежит к роду отца, но не того, кто его породил, а того, кто вырастил (когда это разные люди). В таких случаях, пишет М. Мид, приемный отец и адоптированный ребенок даже теснее связаны друг с другом, чем отец-родитель с порожденным им сыном. Под “приемным отцом” М. Мид понимает отца-кормильца, а под “адоптированным ребенком” – его сына, им выращенного. С ним – дух рода «приемного отца». Вся деревня может знать отца-родителя, но о нем даже не упоминают. Ребенок хорошо знает своих родителей и выделяет их с помощью особых терминов. Так, в племени бонгу он называет словом ам (мать) многих женщин, но среди них выделяет мать-родительницу ам-атиу. Меланезиец племени каока хорошо знает своего отца-родителя: “Он сделал мои кости”. Это – родство по кости, родство с отцом – родителем. Родство по крови или по плоти (плоть – из крови) – с матерью-родительницей. То же самое – в племени мелпа: родство по крови – это по матери, а по кости – по отцу; “одна кровь” – это родственники по женской линии<…>. Связь по родству может быть прервана. То же самое мы находим и в других местах. “Те, кто определенным образом помогает друг другу, – родственники. Кто не помогает друг другу – не родственники”. Сиблинги (брат и сестра). Родство по кормлению устанавливает родственные связи не только между людьми разных поколений (тех, кто кормит, с теми, кого кормят), но и между людьми одного поколения – сверстники вместе едят, вместе взрослеют на одной и той же пище, и поэтому они – братья и сестры. Такое родство создается очень легко. По утверждению одного исследователя, на острове Анутуа оно “устанавливается с помощью взаимного согласия”. Видимо, здесь имеется в виду родство типа нгама у папуасов племени бонгу. “Братство по еде” (па языке бонгу – нгама) создается следующим образом: двое, стоя рядом, едят по очереди один плод, например плод дерева огаль, и после этого называют друг друга Огаль-им. Нечто подобное отмечено и у папуасов мелпа: человек ест банан, дает половину сидящему рядом и говорит ему: “Будем называть друг друга “Банан”. Но за всем этим обычно кроются такие факторы, как проживание на общей территории, совместный труд, взаимная помощь. На острове Тангу группа таких людей называется нуандин, что означает “те, кто работает и живет вместе”. В такой группе все люди одного поколения – братья и сестры. В папуасском племени само Д. Шоу перечисляет факторы, созидающие родство: жизнь мужчин в одном длинном доме, совместный труд (на огородах, при постройке хижин, при рубке саговых пальм), общая еда. “Все люди одного поколения, живущие в поселке, – пишет он, – сиблинги, независимо от фактических генеалогических связей. Их не делят на фактических и классификационных. Они равны – у всех одни и те же права и обязанности”. А права и обязанности, как мы видели на многих примерах, не просто связаны с родством, а создают его. <…> Младенчество. Роды происходят в особой хижине. При родах могут присутствовать только женщины, имеющие детей. Мужчинам доступ в эту хижину запрещен. Даже бездетная М. Мид не могла присутствовать при родах в племени манус. Муж, находящийся в это время в семейной хижине, развязывает все узлы, раскрывает все сосуды, иногда сам изображает родовые муки – стонет, корчится от воображаемой боли. Своим поведением он как бы доказывает факт своего отцовства (это он делал тело эмбриона, он кормил его в утробе матери “молоком пениса” и “через мать”). После родов роженица остается с ребенком одна, притом довольно длительное время. К ней никто не заходит; никто не должен к ней прикасаться; пищу приносят и передают ей с большими предосторожностями; роженица не должна чесаться, брать руками пищу Разные племена (а в одном и том же племени, возможно, разные люди) объясняют необходимость изоляции роженицы и новорожденного по-разному: женщина в это время “нечистая”, грудное молоко должно быть чистым и “легким” и т.п. Люди племени квома (Новая Гвинея) полагают, что ребенок в первые месяцы жизни легко может стать жертвой колдовства. В это время мать не выходит с ребенком из хижины и принимает меры к тому, чтобы никто к ней в хижину не входил. Когда Д. Уайтинг вел здесь полевую работу (октябрь 1936 — апрель 1937 г.), появились на свет два маленьких квома, но ему дали посмотреть на них только после того, как им исполнилось три месяца. В племени манус мать начинает кормить ребенка грудью лишь через три-четыре дня после его рождения. До этого его кормят грудью по очереди другие женщины, которых мать потом должна отдарить. Люди манус одинаково относятся к мальчикам и девочкам до тех пор, пока им не исполнится три года (население острова Манам продлевает этот период до пяти-шести лет). Для девочек трех лет изготовляют юбочку из растительных волокон и травы, чтобы подчеркнуть этим ее пол и принадлежность к женскому миру. Девочка носит эту обрядовую юбочку только один день (до семи-восьми лет дети манус не носят никакой одежды). Постепенно у ребенка манус вырабатывается “понимание дома”, т.е. умение ползать и ходить по полу, не проваливаясь в воду (пол состоит из отдельных балок); умение взбираться в дом по лестнице или по столбу; умение сбрасывать мусор из хижины в воду; умение мочиться сквозь балки; умение не приносить грязь и мусор в хижину. Вырабатывается также “понимание огня” (огонь может обжечь, может сжечь; носить золу или пепел надо осторожно; вода гасит огонь). Очень рано вырабатывается “понимание лодки и моря” – ребенок манус, еще не отнятый от груди, уже умеет плавать. Он начинает ходить и плавать одновременно. Ребенок начинает ходить около двух лет. Люди вогео не учат детей ходить и даже не поощряют их к этому (“ноги слабые”). Они ждут, когда ноги станут сильными, для этой цели трут колени ребенка листьями. А потом ребенок сам встает на ноги и выучивается ходьбе в течение двух-трех дней. Я. Хогбин рассказывал меланезийцам, как европейцы учат ходить своих детей, его слушатели от души смеялись. “Когда надо, – говорили они, – ребенок сам пойдет. Тогда давайте и плодовые деревья учить тому, как им растить плоды”. Детей рано приучают помогать по хозяйству. Н.Н. Миклухо-Маклай пишет о папуасах Берега Маклая: “Смешно смотреть, как ребенок полутора или двух лет тащит к костру большое полено, а затем бежит к матери пососать грудь”. В племени вогео маленькая девочка выполняет ряд работ по дому: метет пол (девочка, пишет Я. Хогбин, ростом с метлу), выносит мусор, кладет в глиняный горшок нарезанные матерью таро и ямс. Часто при этом она не столько помогает матери, сколько мешает и даже добавляет ей работы, но мать не проявляет недовольства (если не спешит куда-либо). Мать похвалит дочку, а затем, когда дочки не будет дома (чтобы сохранить ее радость за “хорошо” выполненную работу), все переделает. “Я потом пошлю ее куда-нибудь и все сделаю сама”. Девочка вогео сопровождает мать на огород, с маленькой, специально для нее сделанной, корзиночкой в руках, хотя с огорода ей ничего не дадут нести – девочка слишком для этого мала: она идет с матерью к ручью за водой с маленьким сосудом из скорлупы кокосового ореха; в пять лет она уже несет от ручья два таких сосуда, свисающих спереди и сзади с ее плеча. Дети племени квома, группами по двое-трое, готовят в лесу пищу на костре. Мальчики при этом просто подражают своим матерям, а девочек матери специально учат.<…> На вопрос Я. Хогбина: “Почему вы так делаете?” – дети отвечали: “Это наш обычай, обычай людей вогео”. Указывая на деревья, дети говорили ему: “Мы едим такие-то плоды, мы делаем из ветвей этого дерева такие-то вещи” (хотя сами дети таких вещей еще, возможно, и не изготовляют). С трех-четырех лет дети манус начинают исполнять различные песни, пляски, играть на музыкальных инструментах. Их никто специально не обучает, просто они подражают взрослым, делая это при каждом удобном случае (в том числе и во время исполнения песен и плясок в ходе празднеств, подпевая взрослым и перенимая их движения), очень гордятся друг перед другом своими успехами. С четырех-пяти лет начинают бить и щелевой барабан и понимать язык его сигналов: кто-то умирает, кто то умер, кто-то что-то украл и т.п. В десять-двенадцать лет детям, однако, запрещено даже прикасаться к щелевому барабану в присутствии взрослых, но в хижине они могут и дальше обучаться игре на нем и его языку. В условиях общинно-родового строя детей рано начинают обучать языку. Главные причины – стремление скорее подключить ребенка к хозяйству, передать ему знания и навыки, которые скоро понадобятся. Побуждают к ускоренному обучению языку и некоторые верования. Полагают, что после того, как ребенок начал говорить, дух предка, воплотившийся в нем, прочно соединяется с телом ребенка и не может уйти обратно в мир мертвых. Люди манус учат детей языку, без устали повторяя одно и то же слово и побуждая ребенка произносить его множество раз. М. Мид однажды специально подсчитала, сколько раз было повторено здесь взрослым и ребенком одно односложное слово – 60 раз! Затем началось повторение другого слова. Разные люди учат ребенка языку, и на первых порах ребенок, заучив с десяток слов, связывает каждое из них с тем человеком, от которого он это слово выучил. Завидев этого человека в проплывающей мимо лодке, он кричит “хижина”, если он выучил от него именно это слово; взрослый отвечает ему “хижина”, и они ведут друг с другом беседу, т.е. повторяют это слово, пока в состоянии слышать друг друга. В племени арапеш мать, давая грудному ребенку разжеванное таро, без конца повторяет: “Хорошее таро, хорошее таро, съешь, съешь, съешь немного таро, немного таро, немного таро”. Если рядом собака, мать говорит: “Хорошая собака, хороший ребенок, хорошая собака, хорошая, хорошая, хорошая”. Если рядом сестра матери, мать говорит: “Это – твоя другая мать, другая мать, другая мать. Она – твоя другая мать. Она хорошая. Она принесла тебе еду. Она улыбается. Она хорошая». Ребенок еще не понимает слов, но он по тону чувствует: все вокруг хорошо, собака – хорошая, люди – хорошие, никто не сделает ему ничего плохого. Так люди арапеш, пишет М. Мид, учат ребенка доверию и любви. На острове Вогео мать, давая ребенку грудь, повторяет множество раз общеупотребительные слова, поощряя его к произнесению этих слов: не (моя мама), сус (молоко) и т. д. Желая ускорить усвоение младенцем языка, мать трет ребенку губы мягкими листьями (полагая, что после этого язык займет во рту нужную позицию). Когда к матери приходил Я. Хогбин, она говорила: “Оби, Оби, Оби”. Уместно подчеркнуть, что дети уже в младенческом возрасте воспринимают взрослый мир творчески, вносят в него свою лепту. Так, этот ребенок придумал для Хогбина другое имя – Багете (как оно появилось, осталось тайной), и взрослые тоже стали называть этнографа этим именем. Особый предмет в обучении языку – терминология родства. Сначала ребенок усваивает один термин (“мать”) и называет этим словом различные категории родственников. Обучение происходит в основном в рамках семьи, и на этом основании Б. Малиновский утверждает, что термин “мать” сначала означал только одно – “родная мать” и лишь потом младенец называл этим же термином и сестер матери. Так было у тробрианцев, однако у других племен порядок был обратным. В племени манус мать всегда рядом с ребенком. Хижины манус стоят на сваях над водой, а пол в этих хижинах составлен из балок, которые не закреплены и могут раздвигаться, образуя большие щели. Ребенок, ползая по такому полу, иногда раздвигает балки и проваливается под пол в воду. Мать сразу ныряет вслед за ним, вытаскивает его из воды и по лестнице или по столбу взбирается с ним обратно в хижину. Плач, крик младенца – сигнал, предупреждающий мать о том, что ей необходимо принять срочные меры для его успокоения: качать корзину, в которой лежит ребенок, произносить нежные слова, петь песни, взять его на руки и. дать ему грудь. Любопытный способ успокоения плачущего ребенка наблюдал Н.Н. Миклухо-Маклай у жителей деревни Бонгу (Новая Гвинея): женщина взяла ребенка, “положила его в большой мешок, который повесила себе на спину так, что шнурок мешка охватывал лоб, и, нагнув голову, чтобы сохранить равновесие, принялась быстро бегать взад и вперед по площадке между хижинами. Ребенок, крик которого был, вероятно, затруднен движением, скоро умолк”. В условиях общинно-родового строя высока детская смертность – умирает около половины младенцев в возрасте до одного года. Поэтому мать (младенцы в возрасте до двух-трех лет всецело на ее попечении) проявляет повышенную заботу о своем ребенке – она всегда рядом с ним, готовая бросить все свои дела и прийти к нему на помощь. На острове Вогео плач или крик ребенка, не достигшего трех лет, повергает в ужас не только мать, но и отца и всю деревню – все бегут к ребенку с разными угощениями; если это не помогает, отец громко повторяет имя ребенка и умоляет вануну – духа предка не уходить из ребенка, остаться. Так было, например, когда девочка Яуон, узнав, что мать не хочет взять ее с собой на огород, стала плакать и кричать. Отец распростер перед нею руки (преграждая духу дорогу) и говорил: “Дух, стой, Яуон, Яуон, Яуон! Твоя мать останется с тобой. Она не пойдет на огород”. Когда мать брала ребенка с собой на огород или в другую деревню, она перед возвращением домой несколько раз произносила имя ребенка, ставя валуну в известность, что и ему пора возвращаться домой. В эти годы ребенку все дозволено. Все, что ребенок требует, ему дают (ножи прячут, чтобы не отказывать). Ребенок может портить, ломать то, что ему дали (например, украшения), – его не наказывают, даже не упрекают. Грудь матери всегда к услугам младенца, и этим М. Мид объясняет то, что дети в племени арапеш и в других никогда не сосут свой палец. После двух-трех лет вануну, как полагают, срастается с телом. Теперь ребенка можно наказать (например, шлепнуть) – вануну не уйдет. <…> Детство. Переходный от младенчества к детству период длится от года до двух лет. Начало этого периода трудно установить точно – влияют здоровье матери, здоровье ребенка, рождение другого ребенка и т.д. … Это период, когда ребенка постепенно отнимают от груди и вводят в его рацион пищу взрослых. <…> Наглядным примером поведения ребенка в переходный период может служить сценка, которую Н.Н. Миклухо-Маклай наблюдал в деревне Мале на Берегу Маклая. “Очень смешно было видеть,— пишет он,— как довольно большой мальчик, лет более трех, съел несколько кусков ямса из табира (деревянный сосуд.— Н. Б.) своей матери, рядом с которой он сидел, переменил положение, положил голову на колени матери и, схватив толстую, отвислую грудь се (она кормила еще другого), стал сосать. Мать продолжала спокойно есть, а сын ее, насосавшись молока, снова принялся за ямс». Наличие в диете ребенка наряду с грудным молоком пищи взрослых – основной признак (кроме возраста) переходного периода. В племени вогео, пока ребенок не начал ходить, только мать может кормить его грудью. Начал ходить – могут кормить ньон (сестры матери и отца). Ребенок сначала не идет к ним. Мать говорит ему: “Соси, соси. Она твоя ньон. Называй ее ньон и соси ее молоко”. <…> Отнятие от груди – болезненный процесс для ребенка. Сначала мать уговаривает его: “Ты – большой, а грудь для маленьких, не для таких больших, как ты. Посмотри на своего отца. Никто не кормит его грудью. Он ест таро, бататы и рыбу... Пойди к нему, скажи: „Отец, я хочу таро. Мне надоело молоко матери”. Если уговоры не помогают, мать начинает высмеивать пристрастие ребенка к груди (особенно в том случае, когда она вновь беременна). Иногда мать прибегает к крайней мере: мажет грудь чем-нибудь горьким. Видя, как ребенок тычется ртом в грудь, морщится и отворачивается, мать сама заливается слезами. В этот период ребенок уже начинает осознавать, что ему не все дозволено и не все проходит для него безнаказанно. У него кроме прав появляются и обязанности. Теперь он обязан для отправления естественных потребностей ходить в определенное место, а если он испачкает колени матери (на которых он еще проводит немало времени) или пол в хижине, то будет наказан. Уже в эти послемладенческие, но еще додетские годы он начинает принимать посильное участие в хозяйственной жизни семьи. Переход от младенчества к детству – тяжелое время для ребенка. В период младенчества он мог делать все, что хотел, – его не упрекали, не наказывали. Если он тащил полено в костер, собирал хворост для очага, то делал это опять-таки по своей инициативе, подражая взрослым. Теперь же труд вменяется ему в обязанность. Теперь за непослушание его упрекают и наказывают и не все его желания выполняют. На острове Вогео непослушание ребенка объясняют тем, что наставления, даваемые ему, не проходят сквозь уши (слишком узок проход) в легкие (место разума). Мать в таких случаях говорит: “Ты без ушей. Мои челюсти устали от наставлений, руки болят от битья, а ты меня не слушаешься”. Вступив в период детства, мальчики и девочки начинают отделяться друг от друга. На острове Манам это происходит в возрасте пяти-шести лет. Раньше мальчики и девочки играли вместе; теперь мальчики играют отдельно, девочки – отдельно. До этого они были на равных с отцом и матерью, теперь мальчик проводит больше времени с отцом, девочка – с матерью. Девочки начинают трудиться с более раннего возраста (забота о доме, приготовление пищи, работа на огороде, уход за малолетними детьми). Труд мужчины сложней, и мальчики, играя, готовятся к нему. Говоря о папуасах Берега Маклая, Н.Н. Миклухо-Маклай отмечал, что отец и мать “очень рано приучают детей к практической жизни, так что, будучи еще совсем маленькими, они уже присмотрелись и научились более или менее всем искусствам, даже и таким, которые вовсе не подходят к их возрасту”. Не всегда легко провести четкую грань между игрой и трудом в занятиях детей. Так, у детей племени бонгу, по свидетельству Н.Н. Миклухо-Маклая, “игра мальчиков состоит в метании палок наподобие копий, в стрельбе из лука, и как только они делают небольшие успехи, то применяют их к практической жизни. Я видел мальчиков, очень небольших, проводящих целые часы у моря, старавшихся попасть из лука в какую-нибудь рыбу”. Дети играют в занятия взрослых: в работу на огороде, в рыбную ловлю, в охоту, в приготовление пищи. Н.Н. Миклухо-Маклай наблюдал следующую картину при охоте папуасов, когда они жгли траву и гнали пламенем диких свиней туда, где их сторожили другие охотники: “Туземцы, стоя в воинственных позах, держа луки и стрелы в левой руке, а в согнутой правой – копье над плечом наперевес, острием вперед, внимательно следили за движением пламени, желая каждый первым открыть неприятеля. Несколько мальчиков, лет десяти-одиннадцати, с миниатюрными луками и копьями, также стояли немного поодаль от отцов и служили живым примером того, как наука папуасской жизни передается из поколения в поколение”. Изготовляя игрушечные каменные топоры, игрушечные деревянные сосуды, стреляя из игрушечного лука, играя в междеревенские празднества, в семейную жизнь, дети постепенно воспринимают, заучивают и усваивают знания, навыки и опыт, которые пригодятся им в будущей жизни. Взрослые помогают им в этом. Например, мальчики строят игрушечные лодки, а мужчины всерьез и детально обсуждают ход игры: “Здесь плох аутригер”; “У этой лодки мал парус”; “В эту лодку надо положить немного камней для устойчивости” и т.д. Взрослые не жалеют времени на передачу знаний и навыков детям, а также и неопытным в каком-то деле взрослым. Н.Н. Миклухо-Маклай писал о папуасах: “Они очень любят поучать других, т.е. если кто-нибудь делает что-нибудь не так, как они, туземцы сейчас же останавливают и показывают свой образ действий. Это заметно даже в детях; много раз маленькие дети, лет шести или семи, показывали мне, как они делают то или другое”. <…> … Трудно было понять, что это было для них – труд или игра, или и то и другое одновременно… На мысе Гарагаси папуас сбрасывал орехи с кокосовой пальмы, а Н. Н. Миклухо-Маклай, его слуга Ульсон и восьмилетняя девочка подбирали их. “В результате оказалось, что маленькая девочка собрала больше, чем мы оба вместе: так хороши были ее глаза, и так ловко, несмотря на голое тело, она пролезала везде, даже между самыми колючими лианами и хворостом”. В деревне Гумбу он видел, как девочка лет десяти, зажав ногами большой плоский камень, изготовляла на нем из раковин плоские кольца для ожерелий. “Камень был смочен водой, и работа быстро продвигалась вперед”, отмечал исследователь. То же самое мы находим у меланезийцев, жителей островка Вогео. Игры мальчиков и девочек часто воспроизводят хозяйственную и социальную жизнь взрослых – они строят игрушечные хижины, плетут игрушечные циновки, готовят игрушечную пищу, справляют свадьбу со всей ее обрядностью, включая плату за невесту (вместо свиней крысы или ящерицы; вместо зубов собаки – камешки). При этом соблюдается половое разделение труда и функций: мальчики строит игрушечные хижины, девочки готовят игрушечную пищу. На острове Вогео, например, мальчики и девочки играют в обрядовое распределение пищи на празднестве. Дети поделены на три группы (на “празднестве” присутствуют “жители” трех деревень). Каждая группа вносит свой вклад (кокосовые орехи вместо них камешки, циновки – вместо них листья). Мальчик упрекает одну из групп: “Жители этой деревни принесли мало пищи”.Начинается приготовление еды. Девочка говорит мальчику: “Принеси воды”. Другой мальчик возражает девочке: “Нет, это женская работа. Мужчины этого не делают. Сходи сама”. Отец и мать направляют игры детей в нужное русло. Это руководство взрослых играми детей называется здесь тем же; словом сингара, что и управление лодкой с помощью руля. Детей приучают носить воду из ручья в бамбуковых сосудах, выносить мусор из хижины, мести пол. Мальчик, придя с отцом на огород, берет маленькую палку-копалку, делает ямки в земле (отец показал ему, как это делается), зовет на помощь младшую сестру, и они сажают листья травы, полагая, что это – таро. “Они играют в труд, – говорит отец, – так они учатся”. На общем огороде мальчику пяти-шести лет выделяется небольшой участок, и здесь он работает всерьез: копает, сажает таро и ямс, полет, собирает урожай. При этом он не прочь иногда и похвастаться своими успехами перед другими детьми, но хвастовство не поощряется. Восьмилетний Карук, посадив банановые деревья и вернувшись в деревню, говорил своим сверстникам: “Я сам сажал бананы, как мужчина. Вы еще дети, а у меня свой огород”. Мать пресекла это хвастовство: “Хватит! Ты сделал хорошо, но и эти мальчики скоро будут сажать бананы. Ты много болтаешь. Иди и корми свиней”. <…> Им нравится работать ножами и топорами. Взрослые изготовляют для них маленькие топорики, и дети рубят ими молодые деревца. Тут же они играют в прятки. Сочетание труда с игрой делает труд интересным, а игру – содержательной и полезной. Мальчик получает на огороде свой маленький участок, на котором он сам выращивает таро и ямс, свое место в семейном амбаре, где он хранит свой урожай. <…> С четырех-пяти лет дети у вогео в лодке отправляются с взрослыми на рыбную ловлю. При этом их учат, как грести, управлять лодкой, где какие течения, скалы и т. д. С трех-пяти лет детей учат лазать на деревья. Случилось однажды так, что мальчик чуть не упал. Отец целый час учил его искусству лазания, но мальчику лезть на дерево не хотелось. ”Если ты не полезешь на дерево сегодня, – сказал отец, – ты будешь бояться и завтра. Я полезу сзади за тобой и буду говорить тебе, где ставить ногу”. В семь-восемь лет мальчики отлично лазают на деревья на высоту до 30 метров. Дети и папуасском племени квома вносят свой вклад в семейный котел. Мальчик, вырастив бананы, не должен их есть без разрешения взрослых. Ему говорят: “Это твои бананы, с твоего дерева, но ты должен внести свою долю в семейный горшок”. Г. Шурц, отметил, что дети “диких” народов раньше приобщаются к труду, чем дети европейцев, попытался объяснить это тем, умственное развитие “дикаря”, достигнув известной ступени, останавливается, а европейский ребенок продолжает и дальше умственно развиваться, так как ему предстоит решать более сложные задачи. Трудно придумать что-либо более далекое от истины. Человек общинно-родового строя, в отличие от европейца, вовлеченною в систему развитого разделения труда, должен уметь все – обрабатывать огород, ловить рыбу, выращивать плодовые деревья, строить хижины, лодки, изготовлять орудии труда, утварь, одежду, украшения и т. д. Он должен также знать все приметы для предсказания погоды, виды культурных и диких растений, повадки животных, родственные связи, мифы, легенды, предания, верования и т.д. Разумеется, и в условиях общинно-родового строя есть разделение труда, и том числе между людьми одного пола и возраста, но развитое слабо (в основном межплеменное, географическое; например, между прибрежными и внутренними племенами). Имеются в общинах и специалисты, лучше других строящие хижины и лодки, лучше других знающие мифы, верования, магические обряды и т.д. Тем не менее, каждый член общины должен усвоить огромный объем знаний и навыков, поэтому учится этому с раннего детства. К тому же отец и мать не справляются со всеми делами, поэтому ребенку приходится раньше “созревать”, т.е. приобщаться к труду. Такой высокоразвитый интеллектуальный европеец, как, например, американский этнограф Джон Уайтинг, оказавшись среди папуасскою племени квома, был зачислен в ряд детей (именно так воспринимали его папуасы) он ничего не знал и ничего не умел из того, что знали и умели взрослые папуасы. И дело не только в том (как он сам это объясняет), что культура племени квома резко отличается от американской: американский фермер не оказался бы в таком положении, а мог бы даже сам кое чему научить взрослых людей племени квома. Дж. Уайтингу же нередко приходилось слышать критические замечания и свой адрес, в том числе и от маленьких детей (“ты не знаешь”, “ты не умеешь”). Слов нет – европейцы далеко ушли вперед по сравнению с людьми общинно-родового строя. Но столь же несомненно, что европейцы в этом движении кое-что утратили из того, что было в далеком прошлом и что люди общинно-родового строя или лишь недавно из него вышедшие сохраняют и ценят. Вот что писал по этому поводу Н.Н. Миклухо-Маклай: “Усовершенствования при нашей цивилизации клонятся все более и более к развитию только некоторых наших способностей, к развитию одностороннему, к односторонней дифференцировке. Я этим не возвожу на пьедестал дикого человека, для которого развитие мускулатуры необходимо, не проповедую возврата на первые ступени человеческого развития; но вместе с тем я убедился на опыте, что для каждого человека его физическое развитие во всех отношениях должно было бы идти более параллельно, а не совершенно отстраняться преобладанием развития умственного”. Помимо того, что дети папуасов и меланезийцев многое умели, они много знают, вплоть до вещей, которые, как полагают взрослые, они не должны знать. Так, взрослые квома говорят детям, что доносящиеся из тамберана звуки барабанов, флейт, трещоток – это голоса духов марсалаен, но дети, присутствующие при разговорах взрослых, вскоре узнают, что это мужчины играли там на музыкальных инструментах. Мало того, что дети об этом знают – они делают вид (так требует обычай), будто это им неведомо. Зайдя подальше в лес (чтобы не заметили взрослые), дети делают игрушечные барабаны, пляшут, поют обрядовые песни. То же самое делают дети на островке Вогео, хотя это им строго запрещено (существует миф о том, как дети, нарушившие этот запрет, были убиты духами); но они все же нарушают этот запрет, и взрослые, узнав об этом, наказывают их. На островке Вогео мужчины однажды говорили о жителях материка, будто они имеют половые связи со своими женами даже в период менструаций; семилетний мальчик, услышав это, вмешался в разговор взрослых, воскликнув: “Это отвратительно!” <…> Юность. По мере полового созревания происходит переход от детства к подростковому периоду и к юности. Подростковый период не имеет четких граней – дети и подростки трудятся и играют вместе, разница между ними лишь в том, что подростки, подражая своим отцам и матерям, следят за поведением детей и иногда наказывают их. Таким образом, трудно сказать, когда дети становятся подростками, а подростки – юношами. Некоторые исследователи связывают начало юности у мальчиков с первым обрядом инициации. Но в племени вогео первый обряд инициации для мальчиков (пробуравливание мочек ушей) происходит в трехлетнем возрасте; второй (в священной хижине, где инициатов сначала “поедает” чудовище, а потом изрыгает их и они впервые надевают набедренную повязку) – в восьмилетнем возрасте. У девочек юность обычно начинается с появлением менструаций. В племени матанкор девочка, становясь девушкой, меняет свою одежду. До этого она носила поясок, с которого свисали две кисточки – одна спереди, другая сзади. Но как только появляются первые признаки половой зрелости, девушка одевается весьма своеобразно: она, пишет Н.Н. Миклухо-Маклай, принимает “вид прямоугольника из циновки на двух ногах”. Вскоре, однако, она меняет эту одежду на одежду взрослых женщин: пояс и два фартука из растительных волокон – один спереди, другой сзади. Однако период юности у девочек либо длится очень недолго, либо его нет совсем. На острове Манам, по сообщению К. Веджвуд, девочка при наступлении менструации сразу из разряда детей переходит в разряд взрослых женщин. Напротив, у юношей этот период затягивается надолго, они проходят через сложные и мучительные обряды инициации, суть которых – отторжение от женского мира и приобщение к взрослым мужчинам, т.е. к ядру общины и локальной части рода. Конец юности у лиц обоего пола – вступление в брак. Теперь юноша и девушка – муж и жена. Вскоре они становятся отцом и матерью, и их ребенок проходит те же периоды младенчества, детства и юности, через которые в свое время прошли они сами». *** Источник: Эльконин Д.Б. Из научных дневников // Эльконин Д.Б. Избранные психологические труды – М.: Педагогика, 1989. – С. 513 – 514. «25.5.1980. Готовя статью “Детство” для “Психологического словаря”, еще раз думал над историческим возникновением периодов детства. 1. Только у человека детство имеет историю. 2. Ни у одного из видов ныне существующих животных, включая человекоподобных обезьян, нет истории детства. Видимо, с момента возникновения того или иного животного вида и на всем протяжении его существования детство по содержанию и длительности остается неизменно (это очень важно). 3. История детства не просто его удлинение, не просто надстройка одного периода над другим. Гипотетическая схема истории детства такова: а) раннее детство – взрослость (в смысле места в системе социальных отношений) и внутри нее половая зрелость; б) раннее детство – период обучения – зрелость: в) раннее детство – период обучения – конец детства (инициация): г) раннее детство – игра – период обучения – подростковый возраст; д) раннее детство – игра – обучение – удлинение подросткового периода за пределы полового созревания; е) раннее детство – игра – обучение – подростковый период – возникновение ранней юности».
|